– Я верю тебе. Твоя рана скорее говорит о твоей храбрости, чем о твоей трусости. Расскажи мне о своей семье.

Рогдар недоуменно уставился на него. Гостомысл приподнял брови, безмолвно повторяя просьбу.

– В Пскове меня ждет жена. У нас небольшой дом. Она разводит кур – очень любит их. Не знаю почему, но управляется с ними неважно – боится и никогда не замечает, что они оказываются у нее под ногами. Надеюсь, они все целы, пока меня не было. Забавно: она часто просила меня постоять рядом, когда их кормила. И очень вкусно готовит, с душой, вообще любит покормить.

Гостомысл слушал внимательно и едва улыбался, наблюдая, как загорелись глаза Рогдара. Тяжелый налет войны смылся с него воспоминаниями о семье. Князь вдруг поймал себя на мысли, что завидует Рогдару.

– Как ее зовут?

– Каля.

– Красивое имя. Ради такой женщины стоит жить. – Гостомысл тяжело вздохнул и хмурыми глазами посмотрел куда-то в сторону. – Полторы тысячи, Рогдар. Полторы тысячи жен, отцов и матерей уже не дождутся своих.

– Мы знали, на что идем.

– Кстати, об этом. Почему псковский кривич встал на сторону словенской земли?

– Да понятно было, что Хольгеру мало одной словенской земли. Ярмо дани и грабежи – дело времени. Не остановим их в Ладоге – они будут здесь. Не остановим здесь – будут в Пскове. А у меня семья.

Гостомысл молча кивнул.

– Хорошо, – тихо сказал он. – Я рад, что смерть обошла тебя стороной. За твой труд и за возвращенный меч я хочу тебя отблагодарить.

Гостомысл пригласил Рогдара следовать за ним. Вышли на улицу, пересекли двор и оказались в конюшне. Князь подвел Рогдара к стойлу гнедого жеребца.

– Это Сивка, – сказал Гостомысл, ласково погладив коня по гриве. – Теперь он твой.

– Это слишком дорогой дар за столь малые труды.

– Не тебе оценивать свой труд. Пусть теперь послужит тебе и побыстрее доставит тебя к жене – домой.

С заднего двора прорезался истошный вопль. Кричала женщина, отчаянно, надрывно, и скрежет ее голоса звенел холодным ужасом. Гостомысл и Рогдар стремительно пересекли двор.

Нилина, измазанная в крови, лежала на земле, глядя остекленевшими глазами в хмурое небо. Возле нее на коленках сидела другая служанка, прижимая к ее перерезанному горлу руку. Пыталась остановить кровь.

Перепуганная до бледноты, девушка подняла на Гостомысла мокрые глаза. Князь тяжело вздохнул, проведя по мрачному лицу ладонью. В руке Нилины лежал окровавленный нож.

Утром Гостомысл не успел попрощаться с Рогдаром. Во двор въехал малый конный отряд из дюжины вооруженных всадников. Двое ведущих устало спешились, осмотрелись опытным взглядом. Один из них неспешно подступил к крыльцу, оглядывая князя тяжелым взглядом глубоких глаз – злых, подозрительных, с едким прищуром. Грязными ногтями поскреб жесткую бороду, поросшую по осунувшемуся лицу.

– Ты Гостомысл?

– Кто спрашивает?

– Кнуд. Я посол мира. Это Торн. – Указал он на крепкого варяга, глядевшего на князя исподлобья медвежьими глазами. – Он сборщик податей.

– Я податей не плачу.

– Об этом и потолкуем, – утробным голосом пробубнил Торн сквозь густую бороду и стянул шапку с коротко стриженой головы.

– Мы от конунга Хольгера, – любезным тоном пояснил Кнуд и слабо растянул губы в искусственной улыбке. – Нужно обсудить случившееся недоразумение на Волхове.

Застонал больной ветер, нагоняя на Холмгород налитые тучи. Мгновение князь и посол смотрели друг другу в глаза. Наконец Гостомысл кратко кивнул, задумчиво опустив потухший взгляд: скрыл мелькнувшую в них безысходность.

Кнуд поднялся на крыльцо. Проходя мимо Рогдара, мельком глянул в глаза. В усталом взгляде варяга тускло поблескивала волчья тоска: его оторвали поручением от дома. В легком, осторожном шаге виднелись навыки охотника.