«А ты еще не так сильно устал, если помнишь».

Усмехнувшись, Юшин заставил себя подняться, потянуться и пройти на кухню. Несмотря на малое количество мебели, она выглядела тесной, больше походила на поставленную вертикально коробку. На подоконнике валялась подтаявшая шоколадка, в раковине – чашка с остатками кофе. Потерев виски, парень быстро сполоснул ее и вытер.

– Как же я ее оставил? Напомнил бы хоть.

«За несколько часов с ней ничего не случилось».

– Не люблю оставлять грязную посуду. Это так неопрятно.

На следующий день Наташа то ли не пришла, то ли работала в другом отделе, и Юшин вздохнул спокойнее. Он успел закончить вчерашнюю уборку, допить принесенный с собой американо, проверить, не нашли ли его тайники, убрать выбранную книгу в сумку и выбрать еще парочку из новых стендов. Затем он дошел до ближайшего кафе, взял флэт-уайт и неторопливо направился обратно.

На улице стояла прекрасная для конца лета погода: солнечно, но не жарко. Светлое небо казалось невероятно высоким, выпуклым куполом, накрывшим весь земной шар. Вокруг не было людей, и Юшин почти уговорил себя посидеть на лавочке во дворе, но тут из-за угла дома выбежала девочка лет пяти. Она с таким удивлением посмотрела на парня, что тому стало неуютно. Быстро вытащив темные очки, он надел их, развернулся и быстрым шагом пошел в институт.

Сев на подоконник между вторым и третьим этажами, Юшин вздохнул.

«Ты нервничаешь?»

– Ничего, все в порядке. Не ожидал такой реакции от ребенка и вспомнил кое-что. Из детства.

Хайд вздохнул. Воспоминания Юшина о детстве сложно было назвать приятными. Над странной внешностью физически слабого мальчишки издевались сперва во дворе, затем в школе, никто не хотел дружить с ним или играть, даже просто разговаривать. А уж когда он начал говорить странные вещи – рассказывать о секретах и стыдных поступках окружающих, похороненных в прошлом – его и вовсе начали бояться и избегать. Даже в семье мальчик видел страх и грусть в глазах матери, неприязнь родственников. Он отлично понимал причину.

Юшин закончил работу на сорок минут раньше, чем планировал, и не отложил ни единой книги за последний час.

Следующие несколько дней прошли неплохо, а по мнению Хайда даже отлично. Шеньян приходил на работу ровно на оплачиваемых четыре часа, протирал полки, переставлял книги, помогал переносить новые учебники и сортировать их по предметам и курсам, слушал постоянную болтовню Наташи и даже иногда задавал вопросы. После работы он успевал заехать в институт на Кузнецком мосту, в котором учился: посмотреть расписание, узнать список учебников и проектов, зайти в деканат. Он даже записался в библиотеку имени Ленина и посетил идущие так выставки.

Но большую часть времени парень проводил дома. Он или читал все, что попадалось под руку, или рисовал готический собор: огромный, во весь лист, с каменными узорами и узкими, упирающимися в небо башенками. Работа явно шла трудно: Юшин постоянно останавливался, пытался вспомнить, как здание выглядело, и перерисовывал то окно, то нервюру, то шпиль.

«Что ты делаешь?»

Юшин оторвал взгляд от тимпана над входом, отложил карандаш и потянулся. Кажется, эта часть выглядит не так, как должна, но как она должна выглядеть, Шеньян не представлял.

– Мне в детстве часто снилось, что я иду по пустому мрачному миру, вокруг теснятся полуразрушенные невысокие домишки, а над ними возвышается этот собор. Я постоянно иду к нему, блуждаю по запутанным улицам, почему-то я был уверен, что мне нужно попасть внутрь. Недавно я вновь увидел этот сон и решил нарисовать собор – вдруг он перестанет сниться.