После уроков из-за Нормы Джин впервые подрались мальчики. Каждый хотел проводить ее домой. На остальных девочек, даже признанных красавиц, прежде презрительно хмыкавших Норме Джин вслед, никто не обращал ни малейшего внимания.

С этого дня и облик, и поведение будущей актрисы изменились до неузнаваемости. Она припомнила все уроки, преподанные ей когда-то Грейс, и достала из ящика стола косметичку. Она изобретала свои собственные маленькие хитрости, позволявшие ей казаться еще соблазнительнее. У одноклассниц, которые относились к ней уже совсем по-другому и только рады были услужить, Норма Джин заимствовала наряды. Некоторые из этих девочек и сами выросли из пожертвованных джемперов и кофточек, а Норме Джин перепавшее добро было и подавно мало на два-три размера, но это и требовалось – она не забывала о обернувшемся триумфом конфузе из-за порванной блузки. Красота требовала жертв – и девочка каждую ночь спала на бигуди, чтобы ее русые волосы лежали крупными блестящими волнами. Как и в эпоху шефства Грейс, она отрабатывала перед зеркалом ослепительные улыбки.

Лелеявшая с детства мечты о всеобщем внимании, но пугливая и застенчивая в реальности, теперь она с озорным наслаждением шокировала ближних. Когда приютские юбочки стали малы Норме Джин настолько, что перешить их в очередной раз трудолюбивая тетя Ана уже могла, девочка купила за несколько центов подержанные мужские брюки и надела их со стареньким шерстяным жакетом, вывернутым наизнанку. Этот костюм, блестящее подтверждение поговорки «Голь на выдумки хитра», придавал ей хулиганский и вместе с тем сексуальный вид. Среди женщин тогда еще не были массово распространены брюки, во всяком случае, школьницы уж точно не приходили в них на занятия. Взбешенные учителя, на потеху ученикам, несколько раз выгоняли Норму Джин с уроков и посылали домой переодеться. Но переодеваться ей все равно было бы не во что, даже если бы она и захотела.

Накрашенные кроваво-красным губы, конечно, тоже возмущали преподавателей, а вот у мужской части класса вызывали совершенно противоположный эффект.

В школу Норма Джин больше не шла в одиночку – у дверей ее каждое утро поджидали двое-трое мальчиков, которые всю дорогу отнимали друг у друга ее сумку с учебниками.

Естественность манер отнюдь не была в моде среди дам в конце 30-х и начале 40-х. Но Норма Джин, начиная лепить свой ныне легендарный образ, утрировала все, что и без утрирования было гротескным. Растягивая на особый лад слова, она училась скрывать заикание. Уже тогда она начала отрабатывать свою знаменитую походку «от бедра», благодаря которой бедра призывно колыхались. Общаясь с мужчинами, она извивалась всем телом, словно намекая на необузданную страстность своей натуры. В сочетании с полудетской внешностью это смотрелось странно. Вернее, это смотрелось бы комично в исполнении какой-нибудь другой девушки, но в исполнении Нормы Джин было забавным и привлекательным.

«Бесстыдница!» «Что она себе позволяет!» О ней начали сплетничать еще в ее 14–15 лет, и рокот сплетен не утихал до самой ее смерти.

Что же «позволяла» себе юная Норма Джин? Первый муж Нормы Джин, Джим Догерти – скоро он появится в нашем повествовании – божился, что женился на девственнице. Вполне возможно, так оно и было, хотя верить Джиму можно не в большей степени, чем остальным «свидетелям Монро».

Но и сама Норма Джин уверяла: «…со всей этой губной помадой, тушью, со всеми этими ямочками и изгибами я была не чувствительнее улитки… Бывало, лежу ночами и дивлюсь, с чего это мальчишки за мной увиваются».