– Ты очень хороший человек, – с теплотой сказала Мэри Энн, но тут же осеклась. – Терпеть не могла школу. Так хотелось поскорей ее закончить. Чему мы там научились? Научили нас там чему-нибудь полезному в жизни?

– Пожалуй, что нет, – ответил Дейв Гордон.

– Вранье собачье. Вранье! Каждое слово!

Впереди справа уже виднелось здание «Калифорнийской готовой». Они смотрели, как оно приближается.

– Вот и приехали, – сказал он, притормаживая у обочины. – Когда увидимся?

– Будет время. – Она уже потеряла к нему интерес; зажатая и напряженная, она готовила себя к встрече.

– Сегодня вечером?

Вылезая из фургона, Мэри Энн бросила через плечо:

– Не сегодня. Не появляйся какое-то время. Мне нужно о многом подумать.

Обескураженный, Гордон собрался уезжать.

– Иногда мне кажется, что ты сама копаешь себе яму.

Она резко затормозила:

– Что ты имеешь в виду?

– Некоторые считают тебя слишком высокомерной.

Она покачала головой, отсылая его прочь, и рысью пустилась вверх по тропинке, ведущей к фабричному офису. Шум мотора стих за ее спиной – хмурый Гордон поехал обратно в город.

Открывая дверь в офис, она не испытывала ничего особенного. Она немного устала, ее по-прежнему беспокоил желудок, вот, собственно, и все. Пока миссис Болден вставала из-за стола, Мэри Энн начала снимать перчатки и плащ. Она чувствовала возрастающее напряжение, но продолжала как ни в чем не бывало, без каких-либо комментариев.

– Так, – начала миссис Болден, – значит, ты решила все-таки прийти.

Том Болден, прищурившись из-за стола, нахмурился и стал слушать.

– С чего мне начать? – спросила Мэри Энн.

– Я ведь сверилась с календарем, – продолжала миссис Болден, преграждая ей путь к печатной машинке, – и сейчас совсем не твоя неделя. Ты все это придумала только чтобы не работать. В прошлый раз я отметила дату. Мы обсудили это с мужем. Мы…

– Я ухожу, – вдруг выпалила Мэри Энн. Она натянула обратно перчатки и пошла в сторону двери. – Я нашла другую работу.

У миссис Болден отвисла челюсть.

– Сядь-ка на место, девочка. Никуда ты не уйдешь.

– Чек пришлете по почте, – сказала Мэри Энн, открывая дверь.

– Что она говорит? – пробурчал мистер Болден, вставая. – Она что – опять уходит?

– Прощайте, – сказала Мэри Энн; не останавливаясь, она выбежала на крыльцо, вниз по ступеням и на тропинку. Старик и его жена вышли за ней и стояли возле двери в полном замешательстве.

– Я ухожу! – крикнула им Мэри Энн. – Идите обратно! У меня другая работа! Убирайтесь!

Оба остались стоять, не зная, что им делать. Они не шелохнулись, пока Мэри Энн, удивляясь сама себе, не нагнулась за обломком бетона и не бросила его в них. Снаряд приземлился в мягкой грязи возле крыльца. Пошарив вдоль тропинки, она захватила целую горсть бетонной крошки и влупила по старикам шрапнелью.

– Идите домой! – орала она, начиная потихоньку смеяться от удивления и страха за себя. Рабочие с погрузочной платформы с открытыми ртами смотрели на происходящее.

– Я ухожу! И больше не вернусь!

Вцепившись в свою сумочку, она побежала по тротуару, спотыкаясь на непривычных каблуках, и бежала, пока окончательно не запыхалась и перед ее глазами не поплыли красные пятна.

Ее никто не преследовал. Она замедлила бег, а потом остановилась, прислонившись к гофрированной железной стене завода по производству удобрений. Что она наделала? Бросила работу. Раз и навсегда, в одно мгновение. Ну, жалеть уж точно поздно. Скатертью дорога.

Мэри Энн встала на проезжую часть и взмахом руки остановила грузовик, нагруженный мешками со щепой. Водитель, поляк, раскрыл рот от удивления, когда она открыла дверь и забралась на сиденье рядом с ним.