– С чего ты взяла? И кого ты имеешь в виду?

– Подожди: сначала «с чего ты взяла», а потом «кого ты имеешь в виду», или наоборот? Ты путаешься! Я спрошу тебя еще раз: Федя, ты что, спишь с этой старой бабой?

– С какой? С какой старой бабой? О ком речь?

Я услышала шаги, сопровождаемые стуком трости, и в ужасе обернулась, поняв, что в гостиную вошел отец.

– Доброе утро, доченька! Рад лицезреть тебя в добром здравии. Я не ослышался? Он, недостойный, что, опять смеет изменять тебе?! Живет тут на всем готовом, мурло раскормил и опять за старое взялся? Неужто совсем страх потерял? – отец гневно посмотрел на Федора. – И я что-то не пойму, о какой старой бабе вы тут речь ведете?

Папа приближался к нам бодрым шагом, резво переставляя свою палочку. Он пристально вглядывался мне в лицо, пытаясь понять, в каком я состоянии.

– Наташа, – вдруг усмехнулся он, – да плюнь ты на него! Пусть катится ко всем чертям, мы и вдвоем с тобой эту хорошенькую девочку вырастим. Пускай идет на все четыре стороны, хоть к старой бабе, хоть к молодой, – он взял меня за руку. – Разойдетесь без громких криков, вот и ладно будет.

У Федора от злости заходили желваки на скулах. Понимая, что попала в щекотливую ситуацию, я постаралась сгладить ее, не выдавая истинных причин.

– Папа… ты как всегда не вовремя.

– Это почему же, дочь моя? Опять его защищаешь, хочешь, чтобы всё ему с рук сошло?

– Нет, папа, – начала оправдываться я. Мне больше всего на свете не хотелось, чтобы до него долетела хоть малейшая толика правды о происходящих в нашем доме событиях. – Я совсем не это имела в виду… Ты иди, мы сами разберемся. А как только я с ним развестись надумаю, я тебе первому об этом сообщу. Обрадую, так сказать, не изволь беспокоиться. – И я шутливо похлопала отца по плечу, всем своим видом показывая, что у меня всё хорошо.

– Нет-нет, Наташа! Почему ты меня всё время куда-то отправляешь? Он тут, видите ли, таскается направо и налево, каких-то баб старых заводит и дочь мою расстраивает, а я уходить должен? Не-е-ет, девочка моя, твой отец еще способен защитить тебя и свой дом!

Тут Федор открыл рот. И в этот момент закончились свободное дыхание и счастливая жизнь моего отца.

– Да вот, Дмитрий Валерьянович, – сказал он, принимая развязную позу, – Наталья Дмитриевна умалчивает, какой вопрос мы тут обсуждаем, а я скажу-у-у…

– Замолчи! – приказала я.

– А чего ж молчать-то, чай, мы одна семья. Оно стыдно, конечно, даже вам признаваться, но делать нечего…

Я посмотрела на него в ужасе и глазами сказала: «Нет! Нет, пожалуйста, не нужно!» Но он только ухмылялся, а потом смерил меня холодным, колючим взглядом, говорящим: «Ты же хотела этого?! Вот и получи, чего хотела! Правду?! Я сейчас ее расскажу…» Я из последних сил хранила надежду на то, что он не посмеет… ведь я умоляла, просила его об этом… и он знал… знал, сволочь, чем это кончится для отца. Но мой благоверный просчитал всё наперед: именно для того он и затеял эту пакость!

И Федор начал говорить:

– Так вот, Дмитрий Валерьянович, какое событие приключилось…

– Ну-ка, ну-ка, смотрите, – пес залаял. Ну-ка, интересно, что прогавкает… Я весь внимание. Говори!

– Так я и говорю, – зло ухмыльнулся Федор, болезненно реагируя на отцовское замечание. – Вот какое дело… э-э-х-х, приключилось. Барыня-то ваша, Дарья Леонидовна, на мне прямо-таки помешалась. Проходу не дает – в каждом углу меня зажимает. Я уж и так ее пинаю, и сяк отталкиваю, а она заладила свое «люблю» и всё никак в себя прийти не может.

Папа широко раскрыл глаза, не в состоянии вымолвить и слова. Я обреченно смотрела то на него, то на Федора, а тот не унимался: эта подлость явно доставляла ему удовольствие.