Помещения поражали роскошью отделки. Каюты были обиты красным деревом и палисандром, обставлены дорогой мебелью, украшены зеркалами и литой бронзой. На столиках стояли вазы с фруктами, некоторые просто для украшения: яблоки и груши там были восковые, но имели вид натуральных. Их «спелость» манила, мне сразу захотелось схватить их и вгрызться так глубоко, чтобы сок потек по моей прекрасной шее…

Николай ненавязчиво, но пристально наблюдал за мной и видел выражение моего лица… как я дивилась всему, как мне приятно было оказаться в этом кричащем роскошью великолепном месте. Оно словно было создано специально для меня. Каждая комнатка, каждый уголок этого фрегата как будто шептал: «Милая, милая Наташа! Только тебя нам и не хватало, одной тебя!» Всё было сделано для удовольствия, для услады: полы, покрытые пушистыми коврами, круглые кровати, шелковое постельное белье цвета шампанского, бледно-розовое и золотистое – совершенно удивительные краски!

Помимо матросов, которые расположились в кубриках самой нижней палубы (так пояснил мне Николай), на корабле было много прислуги. Стюарды с беспокойством расхаживали вокруг нас, заглядывая в глаза и пытаясь предугадать каждое желание.

Ничто не вызвало у меня отторжения или неприятия. Роскошь была во всём, и казалось, она изливается через край! О, да, всё это было мне по нраву!


Переполненная впечатлениями, я почувствовала необходимость отдохнуть, поэтому попросила разрешения прилечь в какой-либо из комнат – в той, которую он выберет для меня. Как вы можете догадаться, он отдал мне самую шикарную, ту, что принадлежала лично ему.

Каюта оказалась весьма внушительных размеров. Шесть больших венецианских окон, обрамленных снаружи резьбой корабельного декора, выходили на кормовую раковину, а два были прорезаны в бортах. Неожиданно было увидеть на корабле мраморный камин, а рядом подставку для каминных принадлежностей из сверкающей латуни. Стены украшали панно, помещенные в резные рамы красного дерева, кое-где они чередовались с превосходными зеркалами. Потолок был затянут ярко красным дамастом, расшитым позументами и золотом, пол устлан персидским ковром. Из мебели имелись стол, кресло и рундук с выдвижными ящиками. Большая кровать была покрыта атласным покрывалом, обшитым бахромой. Черт возьми, даже занавеси, которые закрывали окна, были сделаны словно для меня! Они так странно смотрелись в комнате мужчины… Их следовало закрывать днем, чтобы в комнате становилось темно и можно было, лежа на кровати, представлять, что за окном звездная ночь, которая так и шепчет о запретных удовольствиях, которые здесь можно испытать.


Я с радостью плюхнулась на кровать, задев занавеси, и они чуть не соскочили с карниза. Николай, сдвинув брови, недовольно посмотрел на меня:

– Барышня, вы ведь не настолько бестактны, чтобы пренебрежительно относиться к роскошествам, кои здесь наблюдаете?!

Я не обиделась, ведь и сама сказала бы то же самое, аккуратно поправила штору и сказала:

– Ах, простите меня, сударь! Обязуюсь ничего здесь не сдвигать и не ломать.

– А это вам и не удастся, Наташа. Вся мебель закреплена. Да-да, не удивляйтесь. Хотел бы я на вас посмотреть, когда при большой волне или, хуже того, при шторме корабль сильно накренится – и на вас поедет стол, или кровать будет гулять по каюте. Не-е-ет, милая, здесь всё продумано до мелочей. Ну, довольно разговоров. Видите вон ту дверь? – я молча кивнула, – так вот, это ваша ванная комната. К вам будет приставлена служанка. Если захотите принять ванну, позвоните вот в этот колокольчик, служанка будет неподалеку и всегда поможет. Милая сестренка, ты должна чувствовать себя как дома, плыть нам ох как до-о-олго!