– А чего худая такая? – улыбнулся он. – Али Гришка тебя голодом морит? – он тихонько засмеялся: – Ты не думай плохого! Не по злобе он, Наташа, а по забывчивости, по безалаберности по своей!

Он ласково потрепал меня, но не жалеючи, а словно ободряя, и спросил:

– Собраться тебе нужно, дочка… А может, ты уже собралась?

Он нравился мне даже сильнее, чем утирающая слёзы Мария. С самого детства я не любила, когда меня жалели, и слабых тоже не любила…

Я покачала головой и, вздохнув, развела руками. Но вдруг нашла, как мне показалось, самое правильное решение:

– А давайте вы здесь останетесь?! Уж если вы так хотите видеть меня дочкой, то и живите со мной, в этом доме. Ох, как не хочу я его покидать!

– А почему? – ласково спросила меня Мария. – Почему ты не стремишься за его порог? На твоем месте я бы бежала отсюда без оглядки.

Я удивленно посмотрела на нее, не понимая смысла сказанных слов.

– Я маму жду… Она обязательно вернется за мной. Мне все об этом говорили, да я и сама знаю. Она во сне ко мне приходила. Я жду ее, понимаете? Если я уйду, то она меня не найдет, и я не узнаю, что она приходила. Как вы не понимаете?! Мне без мамы никак нельзя! А вы… коли я вам приглянулась, оставайтесь. Ты добрый, – я погладила по руке приятного господина, и он смущенно улыбнулся. – И ты, – я указала на женщину, – вроде добрая, хоть и худая. Если вы будете жить в этом доме… – я поспешила их успокоить: – вы не сомневайтесь, тут места всем хватит. Я вам покажу моего любимого пони, мне Гриша подарил. У меня и лошадки есть, только я до них еще не подросла, и кошечки, – похвасталась я. – Гриша мне много подарков привозит, только не играет со мной никогда… Палаша не велит к нему приставать. Он теперь стал ва-а-ажный господин, во как! Зато тут ребятишек много дворовых, я с ними дружу… Вы оставайтесь, пожалуйста, вместе маму мою будем дожидаться. Вот она вернется, я ей расскажу, какие вы хорошие… и вы ей обязательно понравитесь! Мама у меня добрая, красивая, и все говорят, что я очень сильно на нее похожа. Я бы пошла с вами, только я не могу, никак не могу отсюда уйти, не заставляйте меня, пожалуйста.

Они переглянулись и тяжело вздохнули. Женщина вроде как опять заплакала, но больше не хотела показывать слёз, поэтому отвернулась, тихонечко встала и, прихрамывая, отошла к окну. Мужчина взял меня на руки и крепко обнял.

– Эх, Наташа, – погладил он меня по голове, – не можем, никак не можем мы тебя здесь оставить. А мама? Мы письмо ей напишем и объясним, где нас искать нужно. И, если хочешь, хоть каждый день будем в этот дом записки посылать и справляться о ней. Как только она появится, нам сразу же ответят. А пока… Наташенька, я тебя очень прошу, служанку позови, чтобы подсобила, и собери свои вещи. И поедем, дочка. Ты не представляешь, какой красивый дом тебя ждет!

– А правду Гриша сказал, что там парк и озеро большое?

– Правду, Наташенька, правду, дочка. Ты разрешишь себя так называть?

– Зови, коли хочешь, ты хороший…

Мужчина приложил к глазам платок.

– Ты чего тоже плачешь? Почему? Я ведь тебя не обижала…

– Нет, Наташенька, я не плачу, мне что-то в глаз попало, соринку смахнул.

– А-а-а…

– Знаешь, а ведь у тебя теперь братья есть.

– Да ну-у-у?.. – не поверила я.

– Да, Наташа, и любят они тебя, как и все мы! Ты слышишь, мы будем очень сильно любить тебя и никогда-никогда не обидим! Слово офицера даю, а оно дорогого стоит! Можешь мне поверить!

– А офицер – это кто?

– Ну-у, офицер… это солдат такой, который воевал, Наташа.

– Так раз я теперь ваша… Если ты солдат, то я кто буду – солдатка?

Они переглянулись между собой и весело засмеялись.