МераклИс Света Реверт

Случайностей не бывает – это аксиома.

Не спорьте, вы просто не видите картину целиком. Никогда.

Если бы кто-то спросил, верит ли она в чудеса, – рассмеялась бы.

Но какая теперь, ей-богу, разница?

Решительно занеся руку над очередным сообщением, Регина вдруг застывает, перестаёт дышать, а сердце обрывает привычный ритм, пропускает такт и почти взрывается бешеной дробью.

Она поспешно вытирает слёзы и открывает текст. Ещё одно банальное hello, но… Регина кликает на аватар, внимательно смотрит на открывшуюся фотографию, знакомые посадку и поворот головы, черты лица. Стрижка совсем короткая, но в остальном – ну не может такого быть, просто вылитый молодой Тони… Его и зовут почти так же – Антонис. Антонис Стефанидис.

Она раздумывает ещё минуту, берёт ноутбук на колени и печатает ответное:

«Hi there…»

Регина сидит с ноутбуком на террасе «Форест Парка» – лучшего отеля Платреса, пьёт кофе от заведения и чистит почту. Каждый раз, как ни прячься, по приезде на Кипр начинаются сообщения от турок и киприотов. Что-то не так с настройками, кто ими последний раз занимался?

Мессенджер оставила напоследок, сюда пишут ей и студенты, и иногда клиенты, будет обидно пропустить что-то важное. А пока приходится безжалостно стирать десятки одинаково пустых «You are so beautiful…», «Добрый вечер, ты тоже скучаешь?», «How are you?».

Да откуда они берутся, эти унылые клоны? Розочки, кошечки, чашечки кофе, закаты, тигры, хищные пернатые и просто фото турецких и греческих красавцев разного возраста и вида, через одного – с детьми. Чаще всего это племянники, старый трюк, но неужели на него ещё клюют? И кто им делает фото на аватары? Надеюсь, они хотя бы за это не платят… Но зато они все живы-здоровы, а… Злые слёзы предательски обжигают глаза. Она совсем разучилась себя контролировать. Хорошо, хоть очки догадалась не снимать.

– Ваша комната готова, кири́я[1]. Ещё раз извините за ожидание, – портье не поленился принести ключ прямо на террасу.

– Не проблема, – мягко улыбается Регина. – Кто же знал, что мы так быстро доедем…

И правда, с таксистом в аэропорту ей повезло.

Первый же глоток воздуха на выходе из аэропорта всегда погружает Регину в состояние счастливого нетерпения – резкий аромат кипрской лаванды и ещё какого-то растения, название которого она всё никак не может запомнить.

– Платрес, «Форест Парк», пожалуйста.

– Ма́листа[2], кирия, конечно, мисс… В Платресе соловьи…

– Да-да, помню, не дадут уснуть до рассвета, но боюсь, причиной моей бессонницы будет всего-навсего работа.

– Какая в Платресе работа?

– Мне нужно закончить книгу.

– А, это другое дело! Вот, говорят, ещё одна писательница… – таксист задумывается, память его подводит, то ли дело простые греческие имена.

– Дафна дю Морье, – приходит на помощь Регина. – Кажется, она нашла там вдохновение и написала свою знаменитую «Ребекку». Давно это было, но, надеюсь, мне тоже повезёт.

Пожилой усатый киприот доволен. Троодос – это хорошие деньги, да и обратно, от отеля, пустым не поедет.

Господи, как они обычно любят поговорить, эти таксисты… И гордо цитировать стихи о Платресе влюблённого греческого нобелевского лауреата Сефериса…

Хорошо, хоть этот, честно отработав обязательную программу, вроде оставил её в покое.

От Ларнаки до Лимассола они почти летели… А съезд в горы, в Троодос, Регина вообще проморгала – замечталась.

Последнее, что заметила, – тот необычный съезд с хайвея налево, усаженный с двух сторон деревьями-свечками. Надо же, кажется, эти кипарисы ещё больше вытянулись…

Так похоже на любимую Тоскану.

Зной, цикады, средиземноморские ароматы – они тоже похожи.

Регина провожает взглядом уходящую вдаль кипарисовую аллею… Как это бывает? На виллах, куда ведут эти аллеи? Там живут и веселятся счастливые люди? Живые счастливые люди? Устраивают роскошные карнавальные вечеринки?

Во внутреннем дворике большого дома, с четырёх сторон окружённого крытыми арочными галереями, зажигают огромные светильники на треногах, как на античных пирах – симпосиях. Едва одетые гости возлежат на широких скамьях вокруг богато накрытых столов, вся посуда на которых – нарочито простые, грубые керамические тарелки и стаканы или металлические блюда для угощений. Мускулистые парни – ах, в беззаботные времена её юности почти все официанты на Кипре летом выглядели как боги-олимпийцы – разливают вино из небольших амфор и обносят гостей блюдами с десертами фривольного вида. Кто-то берёт с подноса и изумлённо разглядывает необычный эклер и круглую розовую кассателлу с вишенкой в центре; гости смеются, музыканты наигрывают незатейливую весёлую мелодию, на невысоком помосте посередине дворика сменяют друг друга игривые танцующие девушки…

Видение настолько осязаемо, что Регина не сразу стряхивает наваждение…

Да мы уже в Платресе, это ж надо было так задремать…

Такси штурмует холм, на котором раскинулся «Форест Парк Отель», и высаживает её у главного входа. Портье ставит вещи на тележку и проводит Регину в лобби. Ресепшен в этом отеле расположен почему-то в дальнем углу, и если не знаешь, найдёшь не сразу. Но Регина знает.

– Добрый день, бронирование на имя Регины Росси, на две недели.

– Сейчас, проверяю. И… Вы хотели в нашу знаменитую…

– Да, в сто семьдесят первую, пожалуйста, я заранее оговаривала.

– Конечно-конечно… Синьора Росси тоже что-то пишет?

– Угадали, и мне совсем не помешало бы вдохновение.

– О, я уверен, за этим дело не станет… Комнату как раз заканчивают убирать, давайте я пока закажу для вас кофе на террасе…

Кофе они варят что надо.

Регина закрывает ноутбук, кладёт его в сумку и берёт со стола ключ на увесистом латунном брелоке с выбитым на нём номером комнаты.

Поднимается на второй этаж по лестнице. Ей всегда нравилось это старое потемневшее зеркало между пролётами.

Последние несколько изнуряюще тяжёлых лет на ней почти не сказались, её сорок с хвостиком ей ни за что не дашь, и это даже без макияжа. Может себе позволить. Глаза под тёмными очками всё равно никто не увидит. На ходу Регина заново собирает в хвост свои недавно обрезанные чуть ниже плеч волнистые тёмно-рыжие волосы.

Зеркало послушно отражает её безупречную фигуру в узких бежевых брючках и синем дорожном стретчевом пиджачке. Надеть джинсовые микрошорты – и хоть в Айа-Напу, зажигать по клубам наравне с её же студентами, вот только джинсы она не любила, даже когда была студенткой сама.

Лобби-бой уже топчется с тележкой в дальнем конце коридора. Она сама отпирает дверь в полукруглую комнату 171, показывает, куда пристроить багаж, даёт чаевые и отпускает лобби-боя.

Выходит на опоясывающий комнату балкон, садится с ноутбуком в кресло у маленького круглого столика, смотрит на сосны, темнеющее небо, огни на террасе внизу, ступенчатую дорожку к бассейну, освещённую фонарями… Крыши роскошных вилл, утопающих в густой зелени…

Платрес, самая знаменитая на Кипре «деревня миллионеров».

Антонио считался королём изысканных развлечений задолго до знакомства с Региной, и не было ни одной стоящей вечеринки на острове, которая проходила бы без его участия. Бывал он и здесь, в Платресе. Неужели чопорные английские аристократы, египетские миллионеры и арабские шейхи веселились чинно и уныло?

Или здесь тоже бывали другие забавы? Кипели другие страсти, которые не принято выставлять напоказ, во всяком случае, широкому кругу?

Тогда и происходило это подальше от посторонних взоров, и интерьеры должны были быть совсем другие.

Регина закрывает глаза… Да, залы – поменьше, с мозаичным полом и сводчатыми потолками, как будто это термы, вон и купель размером с небольшой бассейн видна в примыкающей зале, и везде по углам – античные статуи, стоящие прямо на полу, без пьедесталов. Наверняка это создаёт практически полный, почти пугающий эффект присутствия, тем более что в такую жару, как сейчас, даже мрамор кажется тёплым… Вдруг одна из «статуй», по виду – вылитый Дионис, отделяется от стены и присоединяется к паре, которая сидит неподалёку на длинной каменной скамье, накрытой тонким покрывалом, – к юной миниатюрной плотненькой девушке с тёмными распущенными волосами, едва прикрытой полупрозрачным парео, и широкоплечему мужчине с чёрными кудрями, единственной одеждой которому служит брошенное на колени полотенце…

Регина снова начинает слышать музыку, но теперь звучит очень напряжённый ритм, как будто отбиваемый невидимым барабаном, а с ним перекликается какой-то примитивный инструмент, похожий на пастушью свирель.

Она как будто замечает ещё три или четыре полуодетые пары – на скамейках, на нескольких перевёрнутых мраморных капителях от колонн. Время от времени кто-то переходит от группы к группе, исчезает в примыкающей зале, слышится приглушённый ритмичной музыкой плеск воды… Движения тел всё ещё напоминают танец, музыка становится ещё более динамичной, ритм ускоряется.

Размытые картины обнимающихся обнажённых пар сменяются, как в калейдоскопе.

Регина вдруг видит себя, только значительно моложе, входящей в большую залу вместе со спутником – высоким поджарым мужчиной с густой гривой седеющих волос и очень гордой посадкой головы. На Регине – тончайший шёлковый шарф, небрежно обёрнутый вокруг тела, как импровизированное платье, а её спутник одет в подобие длиннополого марокканского кафтана. Прямо у входа в главный зал, в одной из арок, сидят невидимые для других гостей музыканты, глаза у них завязаны, хотя это явно просто ритуал, ткань повязки неплотная, лёгкая. Когда Регина со спутником проходят через комнату, невысокая девушка поднимается ей навстречу, обнимает как близкую знакомую, а оба мужчины приветствуют её спутника. Они идут дальше, уже не отвлекая остальных. К Регине справа тянется чья-то рука, но из-за её спины появляется высокий, прекрасно сложенный, обнажённый до пояса гард и аккуратно отстраняет руку, загораживая собой Регину. Когда они выходят из залы и скрываются из виду, гард притворяет дверь и безмолвно встаёт перед нею на страже.