Фотографии на стенах, её разбросанные вещи, брошенный на кресле планшет, торчащие из-под дивана тапочки… Как мигающая вывеска, как напоминание о моих бессилии и слабости.

Боже, как я по ней скучаю… Тоска душит, рвёт сердце, изматывает тишиной.

Наш дом всегда звенел её смехом. Мы могли проговорить до утра, а могли молча смотреть сериалы. За двенадцать лет, прожитых без родителей, срослись душами, вместе преодолевали трудности, старались не для себя, а друг для друга.

Олька в этом году окончила архитектурную академию. Мой школьный друг пообещал для неё место в Сочинском филиале мебельной фабрики, оставалось только дождаться декабря, когда девочка из его отдела уйдёт в декрет.

Она была счастлива! Прыгала до потолка, предвкушая наконец-то взрослую жизнь.

А когда она прибежала ко мне в школу и сообщила, что нашла подработку на лето, я не знала, как реагировать. Дождалась конца рабочего дня, а потом бегом понеслась домой, чтобы запретить!

Внутри было некое беспокойство, предчувствие.

Городок у нас маленький, рабочих мест совсем немного, а накануне открылся элитный загородный клуб. Там и ресторан, и казино, и даже теннисный корт. Богатеи со всего региона собирались, чтобы сказочно провести выходные вдали от шумных мегаполисов. Море, тишина, закрытая территория. Рай, да и только…

Но Оля уговорила меня, потому что там уже работала её школьная подруга Ленка Томченко.

Если бы тогда я проявила жесткость, если бы запретила, заперла дома, то она бы сейчас была здесь, со мной! А не в СИЗО, в ста пятидесяти километрах от дома.

Человек – колёсико в системе. И если идёт сбой, то ты становишься жертвой, зажеванной зубочисткой. И даже если случится чудо, и тебя вытащат, то целой ты никогда не будешь.

Взгляд то и дело касался металлической банки в крупный красный горох, стоящей на самом верху кухонного гарнитура. Толкнула табурет, встала и стянула её.

Смахнула пыль, сдернула крышку, высыпая остатки накоплений.

– Тринадцать тысяч, – прошептала, боясь произнести вслух. В доме не осталось ни грамма золота, я заложила даже бабулины серёжки с бриллиантами, которые вечно клянчила Олька.

Всё спустила на адвокатов! Вот только эти пижоны брали баснословные деньги, обещали с три короба, а когда приходилось столкнуться с армией юристов Зиновьева, тут же растворялись, забыв вернуть задаток.

Тринадцать тысяч. Зарплата через две недели.

Что дальше? Сдать технику? Продать квартиру?

Или сразу отправляться на панель?

А что, это экзотика. Учительница русского и литературы читает Бродского, заполняя паузы между клиентами.

Мне было противно только от этой мысли!

Тошнота импульсом поднялась к горлу, в глазах пекло, но я запретила себе реветь!

Мне нужно быть сильной не ради себя, а ради Ольки…

Оля-Оля… Глупенькая моя девочка… Единственная кровинка в этом мире.

Родители погибли в автокатастрофе, когда я училась на первом курсе педагогического университета. Они возвращались с работы, когда пьяный водитель КамАЗа протаранил их и сбросил в кювет. Виновник струсил и сбежал, забыв даже вызвать скорую!

Помню тот серый дождливый день, подрагивающий в динамике голос лейтенанта полиции и ужас в глазах младшей сестры. Именно в тот день я запретила себе плакать.

Да, было сложно. Восемнадцатилетней девчонке как-то слишком стремительно пришлось сбросить розовые очки. Ольке было одиннадцать, и ей нужна была опора, а не размазня.

Вот с тех пор я и не плачу. Даже если очень хочется, слёзы застывают сотней иголок, опоясывают болью, но не проливаются. Потому что нельзя!

Из коридора раздалась трель телефона, я рванула, высыпала содержимое сумки прямо на пол, пытаясь найти среди груды школьных тетрадок мобильник.