– Я? Ему нравлюсь? – Надя покраснела.

– Да ладно тебе. Вся школа знает. Я сама слышала на перемене, как ребята над ним смеются: «Что, Димка, опять к директору на ковёр, а Менька твоя даже глазом не повела?!» Поняла? Твоя Менька! А ты дурочку из себя строишь?

Надя представила одноклассников, они могут шутить жестоко, и ей стало жалко Диму. Она порывалась сказать ему: «Если из-за меня, то не надо», – но не решалась, и вот, пожалуйста, такая возможность появилась. Но слов не было.

Первым молчание нарушил Дима:

– Ольга – девчонка нормальная. Не знаю, что с ней сегодня. Не обижайся на неё.

Надя не ответила, замолчал и Дима. Так они дошли до дома Надежды.

– Домой что-то не хочется, погуляем ещё.

Дима незаметно посмотрел на часы, почти девять. Мама ругаться будет… но он послушно пошёл следом за девушкой.

– Дим, я хочу тебя попросить, – начала Надя, – если ты из-за меня, ну, всякие штучки выкидываешь, журнал выкрал и тому подобное, не надо. Я к тебе, – она некоторое время молчала, – хорошо отношусь.

Она взяла его за руку, остановилась и доверчиво посмотрела на него. Было темно, и он почти не видел выражения её лица, но по интонации голоса понял: она говорит правду.

– Не буду, – твёрдо сказал он и крепко сжал её ладонь.

По ночному городу они бродили долго, говорили обо всём: школе, общих друзьях, приближающихся экзаменах, куда поступать.

– В институт не пойду, в техникум, – деловито сказал Дима. – Железнодорожный. Только боюсь, не поступлю. Придётся осенью в армию идти.

– В армию?! – Надя остановилась, а Димка обрадовался её неподдельному волнению.

– Ага. В детстве много болел, и меня отдали в школу почти в восемь лет. В октябре восемнадцать стукнет. Батя говорит – каждый настоящий мужчина должен отслужить положенные два года или три на морфлоте. Он старшему брату тоже так говорил, а ещё: армия школа жизни для мужика. Брат уходил пацаном, вернулся взрослым мужчиной. Я его не сразу узнал. В армию обязательно, иначе нельзя, – убедительно сказал он и нерешительно спросил: – Ты на проводы придёшь?

– Приду, – ответила Надя, – если пригласишь.

– Да ты что? – Дима готов был закричать: «Чтобы я не позвал тебя перед такой длительной разлукой?», но лишь сказал: – Обязательно приглашу. Можно я буду писать тебе?

– Конечно. Я буду ждать тебя из армии, – неожиданно для себя сказала Надя.

– Правда?! – Димкино сердце застучало быстро-быстро.

Когда Людмила Алексеевна встретила дочь у порога и с упрёком начала выговаривать:

– Ты где была? Я вся извелась, –

Надя спокойно ответила:

– Гуляла. Тебе можно. И мне тоже.

Димку наказали, и две недели его путь был дом – школа, школа – дом, но он был счастлив.

Менька! Менька! Его чувство взаимно!

Время летит незаметно: на дворе инфекционный октябрь.

Долго ожидаемое, но такое короткое лето прошло, как три длинных дня. Следом промчалось рыжее бабье лето. И опять непроходящий, наводящий тоску и скуку дождь, от которого не спасают ни зонты, ни сапоги, ни плащи. Грязные лужи ночью сковываются звонким льдом, утром температура приближается к нулю. Порывистый ветер срывает последние летние штрихи, природа убаюкивается в ожидании зимы – долгой, холодной и… такой прекрасной русской зимы.

Надя читала. Хлопнула входная дверь, она оторвалась от чтения, но, как бывало раньше, не выбежала навстречу матери. Теперь она почти всегда приходила с Сергеем Николаевичем. Надя отложила книгу и стала ждать, может быть, мама сама зайдёт. Но она не пришла, лишь минут через тридцать заглянула и позвала ужинать.

– Не буду, – буркнула Надя.

– Почему?

– Я поела.