Тихий провинциальный городок, как и солнышко, не спешил просыпаться. Людмила Алексеевна любила свой город. Когда-то она безутешно плакала, узнав, что муж распределился в заштатный населённый пункт, а так хотелось остаться в Москве. Но тяжело сойдя с поезда (ждала ребёнка), вдохнула неопределённых ароматов воздух, окинула взглядом привокзальные строения в липовом убранстве и поняла: городок станет родным. Так и случилось. Доброжелательный, несуетливый и по-деревенски вежливый, где каждый житель хотя бы кивком поприветствует тебя, гостеприимно принял молодых специалистов в семью и стал домом, где жить легко и уютно.

Людмила выпила кофе, приготовила завтрак и стала ждать пробуждения дочери.

Непричёсанная, в старой короткой ночной рубашке Надя ворвалась на кухню:

– Чем так здорово пахнет? Ватрушки?! Ура, вкуснятина!

Дом наполнился шумом, смехом, плеском воды.

Геркулесовая каша съедена с мученической гримасой. Когда в руках оказалась ватрушка, Надя повеселела и, запивая «вкуснятину» молоком, стала рассказывать школьные новости. Мама вчера пришла поздно, почему-то всё чаще задерживаясь на работе, и Надя не успела рассказать: Димка Полянов пробрался в учительскую…

Людмила Алексеевна, поглощённая своими переживаниями, дочь почти не слушала.

– Надя, мне нужно поговорить с тобой, – выдавила она и не услышала своего голоса.

Надя продолжала рассказывать:

– Его застал учитель физкультуры. Представляешь. Димка обалдел. Теперь ему грозит отчисление…

Тогда Людмила Алексеевна вытолкнула из себя с силой:

– Надежда, мне нужно поговорить с тобой.

– Мам, ты чего, – Надя смотрела на мать. – Ты чего так кричишь?

– Говорю: мне нужно поговорить с тобой, а ты всё болтаешь и болтаешь, не даёшь слово вставить.

Надя опешила, мама никогда так не разговаривала, она последнее время стала другой.

– Помнишь, к нам приходил Сергей Николаевич?

Надя не ответила, выдохнула: «Да!»

– Я выхожу за него замуж.

– Замуж? Ты же старая!

Людмила Алексеевна ожидала любых слов, только не этих.

– Старая?! Значит, считаешь – я старая?! И у меня всё в прошлом? Значит, ты считаешь, я не имею права на личную жизнь? Всё только для тебя. Для меня ничего! – она выкрикивала постоянно задаваемые себе вопросы. У неё не было ответа, но появилась надежда, что кто-то ответит и освободит от сомнений.

Резкие, болезненные выкрики испугали Надю, она не готова отвечать на простые, но пока непонятные для неё вопросы.

– Нет, мама! Нет! Я не хотела тебя обидеть. Ты не так поняла. Ты не старая. Молодая. Самая молодая, – она заплакала, обхватив руками мать за талию. Людмила Алексеевна с самого начала стояла, опираясь на разделочный стол, кухонька такая маленькая, что Надя протянула руки и мама оказалась в объятиях. – Молодая! Самая красивая! Самая лучшая!

– Что ты?! Что ты?! – Людмила Алексеевна гладила и целовала непослушные волосы, лоб, щёки плачущей дочери.

«Что я делаю? Зачем, зачем всё это? Она ребёнок, а я?! – горько подумала Людмила Алексеевна, и пришло успокоение: – Нужно решать самой! Она моя дочь! Она любит меня и всё поймёт!»

Надя перестала плакать, и Людмила Алексеевна начала разговор издалека: она была чуть старше дочери, когда встретила Виктора, полюбила, родила дочь. Они были счастливы, но однажды он сказал: «Я больше не люблю тебя и не хочу жить с тобой под одной крышей». Как принять и согласиться с предательством? Тогда, да и сейчас ничего не изменилось, слова любимого человека – страшная черта, за которую, как ей казалось, переступать нельзя. «Что? Что ты сказал? Я не расслышала…» – «У меня есть другая женщина. И давай без истерик. Не ты первая, не ты последняя». «Как же дочь?» – она попыталась уцепиться за соломинку. «Когда вырастет, поймёт и простит. Без любви жить нельзя», – сказал он, собрал вещи и ушёл. Последний раз виделись во время развода. Общие знакомые рассказали: уехал в другой город, там у него семья, растёт сын.