Снег накрыл неожиданно. Вот только мгновение назад светило не жаркое, но вполне тёплое солнце, и тут, прямо, казалось, с ясного неба повалило такими хлопьями, что пропала видимость уже на расстоянии одного-двух метров. Мы плотнее придвинулись к костру. Варежка забралась по куртке и попросилась за пазуху. Гоблин подбросил в огонь охапку толстых стеблей с сочными маслянистыми листьями. Видимо местные растения содержали в значительном количестве горючих смол, так что огонь с благодарностью воспринял подношение.

Добрыня отдыхал. На Шмокодявке он обрадовал Кормоеда, сумев проложить путь всего за двенадцать переходов до конечной точки. Промежуточные остановки носили непривычные режущие слух названия, поэтому я даже не старался их запоминать. Как сказал гоблин, пёс, по самым скромным подсчётам сэкономил путь в два раза, так что все были довольны – и проводник, и заказчик, и Добрыня.

Собак, явно гордясь возложенной на него миссией, проскочил первые две пересадки, обе опять-таки синими коридорами, больше не балуясь дополнительными визуальными эффектами. Но, после третьего прыжка он вывалил язык на плечо, и нам пришлось сделать привал. Гоблин же вообще стал относиться к псу чуть не с благоговением. Как он мне объяснил, любому проводнику после перехода требуется отдых. В среднем два-три часа. А тут такая шустрость.

Мы решили отдохнуть в небольших зарослях эндемиков на третьем мире, редкие рощицы которых были разбросаны по заросшей невысокой травой холмистой равнине. Дракон, который всё же увязался за нами, трансформировался в крылатую ипостась и полетел размять крылья. Полиморф – без имени, поскольку не соизволил нужным представиться, общался только с Кормоедом, время от времени что-то втолковывая ему противным скрипучим голосом. Я не понимал, из-за чего Федя проявил такой интерес к заказчику. Варежка, правда, попыталась мне рассказать, что раса полиморфов очень редко встречающаяся и очень загадочная, но я легкомысленно отмахнулся. До сегодняшнего дня я и драконов-то не встречал. Как, впрочем, и гоблинов. И вампиров.

У меня же наступило такое переполнение новыми впечатлениями, что не удивляло уже ничего – ни изумительный по красоте морской пейзаж на первой остановке, ни ночное звёздное небо усыпанное светилами настолько, что казалось, мы находимся где-то в центре галактики, на второй. Почувствовав, что засыпаю, пригревшись у костра, я сотворил мягкое кресло, кожаное, чтоб не промокало, зонтик-навес над ним и погрузился в блаженную полудрёму. Варька мирно, по-домашнему, мурлыкала за пазухой.

Сколько удалось поспать, я не знаю, но пробуждение было явно не из приятных. Снег, огромной шапкой собравшийся на зонтике, продавил-таки его и микро-лавиной хлынул вниз, погребая нас с кошкой в мягком и пушистом, но таком холодном и сыром сугробе. Варёк выцарапалась из куртки, и, высоко поднимая лапы, перебазировалась под бочок к Добрыне.

Снегопад всё не прекращался. Дракона не было. Добрыня тоже не высказывал желания немедленно продолжить путь. Я сотворил себе одежду, взамен промокшей, и, ёжась от неприятных пожаливаний белых мух, переоделся. Вся сонливость пропала. Заняться было решительно нечем. Не знаю, зачем – в такую погоду и не видно-то ничего дальше собственного носа, я всё же решил побродить по окрестностям. Наугад выбрав направление, я побрел, следуя ему, с трудом пробираясь по колено в снегу.

Пройдя не более ста метров, я в недоумении остановился. Снега не было. Обернувшись назад, я обнаружил всё ту же зыбкую пелену, сотканную и непрерывно падающих снежинок. А буквально через шаг, по-прежнему вовсю светило солнце, и температура была вполне приемлемой – градусов пятнадцать-семнадцать. Поудивлявшись такой аномалии, я отошёл подальше и обнаружил интересную особенность. На небе не было ни единого облачка. Снежный ливень рождался как будто из ниоткуда и просыпался на идеально круглый пятачок диаметром примерно в двести метров. Как раз, в центре которого и отдыхала наша команда.