– This is so ni-i-i-ice. – Чуть на голову не залез со своим пульверизатором. – Ну понюхайте же. Это же так по-мужски. Leather. Ко-о-ожа. – Он закатил глаза. – Я прям с ума схожу.

Я уже понял, но кто я такой, чтобы судить гейские манеры по своим «нормальным» критериям.

– Типа ковбой, только без пота, так?

– Н-н-ну да… – Бру-у-ус обольстительно (по его мнению) захихикал. Того и гляди, номер телефона в руку сунет.

– Не слишком сильно? Я же не ковбой, мне запах конюшни перебивать не надо.

– О-о-о… вы меня прям душераздираете своим юмором. Как насчет «Иссеи Мияке»?

– Самураи вообще не потеют, я слышал.

– Ой, я больше не ма-а-агу-у-у…

Я тоже. Гребаный одеколон. Истратил вдвое больше, чем планировал. Вообще надоел мне весь этот шпионский бизнес с этими бру-у-усами.

А вот цветы я всегда любил. В России выбор цветов для свидания (не путать с каллами в загсе) был невелик: розы на рынке с Кавказа по эльбрусским ценам, идеологически правильные гвоздики («спутница тревог»), растрепанные васильки-ландыши у бабушек возле метро. Все они были только в сезон, то есть далеко не всегда, скорее даже почти никогда. В Америке, как и ожидалось, ситуация с цветами была та же, что и с моющими средствами: было почти все и почти всегда, и необходимость выбора валуном обрушивалась на мои избалованные дефицитом слабые социалистические плечи. От JC толку не было. Он вообще был против цветов: «Слишком радикально. Спешишь».

– Не понимаешь ты русских женщин. – И поспешил добавить, с притворным сочувствием: – Извини, не имел в виду соль на рану.

Я выбрал скромный букетик тюльпанов. Так же нежно-розовы, как и розы, и так хрупки, что боишься дышать на них. Только что открылись. Девственность а-ля карт.

Зашел в закусочную, взял два бутерброда с ветчиной и сыром. Ане на булочке (наверняка она думает, что белый хлеб лучше), мне на ржаном, два пакетика с чипсами и запить одну кока-колу и одну пепси – все спокойные, безопасные варианты. «Дели» предлагало разнообразнейшие варианты такой вкуснятины, как салаты с тунцом и с курицей и даже с крабами, но они были в пастообразной форме, как паштет, и с большими комками; чтобы их потреблять на парковой скамейке, Ане придется сосредоточиться на том, чтобы бережно держать булочку и осторожно откусывать, чтобы не дай бог кусочек не отвалился прямо на платье, что будет Большим Конфузом, не дай бог подумает, что я заказал их нарочно… нет, мы выбираем Надежность. Гурманство подождет.

Насчет испанского хамона я пошутил, ну вы поняли.

Все. It’s showtime.

Ровно в 12:10 я располагаюсь на скамейке строго в центре парка, на максимальном удалении от кустов и прочих съемочных позиций. Место для меня сберег унылый пожилой персонаж в кустюме и шляпе из черно-белых фильмов.

Ждать не пришлось. Она появляется через ровно пять минут. Пунктуальность – вежливость КГБ.

Она одета в скромный жакет cardigan, какой девушки в ее возрасте носили лет двадцать назад, и клетчатую макси.

Какое надругательство! Я знаю, что у нее потрясающие ноги! Неужели я ее так напугал, что она боится, что я ее завалю прямо здесь на скамейке! Не может быть – этот ансамбль был выбран чекистскими «консультантами по моде». По крайней мере, она хоть волосы немножко отпустила, иначе я начну обращаться к ней «Анна Петровна» и виниться, что я забыл домашнюю работу дома.

Читать ее мысли нет нужды. Все детали на лице. Она провела два дня в подготовке к нашей встрече – в аду. Я ощущаю укол вины, от которой срочно нужно избавиться.

– А-не́чка, я так рад, что вы пришли.

Я беру ее за руку. Пульс у нее – впору скорую вызывать.