Но чтобы избежать Баха на ночь, я сказала маме:

– Знаешь, что-то голова болит.

Приём примитивный, и часто прибегать к нему нельзя, но иногда чем проще, тем лучше. Страшнее невыученного Баха может быть только болезнь единственного ребенка. Мама тут же распрямилась в кресле пружиной:

– Ты что-то, и правда, красненькая какая-то. Давай-ка давление померим?

Тонометр лежит у нас в верхнем ящике стеллажа, чтобы достать его, маме пришлось встать на цыпочки, рост у неё всего сто пятьдесят восемь сантиметров. Я уже переросла её на целый вершок. Шёлковые рукава пижамы красиво вспорхнули с маминых рук, поползли вниз…

Чёрт. Руки!! Я вдруг вспомнила, что у меня с ними. Если я сейчас покажу маме свои запястья, мало мне не покажется.

– Пуся, чего ты так смотришь? Рукав закатай.

Я непроизвольно вцепилась в манжеты кофты. У меня секунда, чтобы придумать удобоваримую причину, почему мне вдруг расхотелось мерить давление. Мама приблизила ко мне удивлённое лицо: «Ну же, давай, что ты копаешься». И решение пришло простое и изящное. Я вытаращилась на неё и сказала:

– Ой.

– Что «ой»?

– У тебя глина корочкой покрылась и уже трескается!

Она охнула и ускакала в ванную, где сразу же зажурчала вода.

– Пересушила, наверняка пересушила! – причитала она. – Завтра буду как курага. А мне же в дорогу!

Я тихонько положила тонометр на место.

Вышел папа.

– Ну, вы закончили уже?

Я уныло кивнула.

Он, оглянувшись на ванную, протопал к моему пианино, и открыл верхнюю крышку. На мгновение мне показалось, что он хочет сломать что-нибудь внутри, чтобы таким образом помочь мне, но папа выудил из инструмента початую бутылку коньяка. Отхлебнул пару глотков и, подмигнув, спрятал обратно в глубины «Октября». Я аж поперхнулась:

– И давно ты так используешь мой инструмент?

– А тебе жалко, что ли? У меня от ваших занятий, может, стресс.

– Хоть бы при ребёнке постеснялся. А вдруг я маме скажу? У тебя же гипертония.

– Глоток на сон грядущий ещё ни одному отцу не повредил. И когда ябедничать соберёшься, вспомни, что, может, и я про тебя могу что-нибудь рассказать.

– Не понимаю, о чем ты? – я изобразила праведное возмущение.

Мама выплыла из ванной довольная, видимо, не «пересушилась».

– А где тонометр?

– Так я померила уже. Давление нормальное. И у папы тоже.

– Ну идите тогда спать, что вы шарахаетесь? Одному завтра на объект, второй заниматься с утра нужно.

– А ты? – спросил её папа на зевке.

– Я ещё пару уроков по турецкому хочу осилить. Мама ушла на кухню, скоро оттуда донеслось её бормотание – она прилежно повторяла за виртуальным репетитором. Турецкий она изучает, чтобы во время закупок её «не облапошили». Часы щёлкнули: полночь. Не знаю, от каких источников мама подзаряжается, но они точно неисчерпаемые.

* * *

Впрочем, хоть и зевала напоказ перед мамой, спать пока я тоже не собиралась. В этой семье у всех свои секретики, и я не исключение. Сперва нужно обработать руки. В комнате я наконец сняла кофту. Красные полосы на запястьях бледнее не стали, но хоть не воспалились. Штук десять царапин, каждая не меньше десяти сантиметров. Я полила их мирамистином, надеюсь, этого достаточно.

Это у меня производственная травма, можно сказать, боевое крещение. Два котёнка, выловленные в подвале сачком для бабочек (!), твёрдо решили, что без боя не сдадутся, и тщательно меня исполосовали. Очень бодрые котятки, могут за себя постоять. Это, с другой стороны, и хорошо, таким будет проще найти дом. Активных и наглых разбирают лучше.

«Кошачий вопрос» в нашей семье закрыт уже давно. Все мои детские слёзы по поводу «котёночка» (а их было немало) оказались пролиты напрасно. У меня аллергия. Я не могла понять, что это такое, много лет: сперва мне казалось, что достаточно просто канючить громче и чаще и тогда наконец позволят завести пушистика. Но потом я приняла горькую истину, ужасный диагноз, который на всю жизнь встал между мною и домашним питомцем. Но я не вычеркнула котов из своей жизни. Выбирая сумку или футболку, я всегда останавливала выбор на той, где изображен котёнок. Мама до сих пор привозит мне из Турции маечки «с котами» – такая у нас традиция. Дружить я по малолетству старалась с теми, у кого дома есть кот, чтобы хоть урывками с ним играть. Маме говорила, что мои товарищи бескошатные.