Когда шоу закончилось, и мы вышли на улицу, было уже темно. Я поежилась от колких прикосновений холодного ветра. Почувствовала, как на щеку упала первая капля дождя. В голове гудело и звенело. Наскоро попрощавшись с Хлоей, Джейн, Бернардом, Джейкобом и Эдом, быстрым шагом я направилась к автобусной остановке. Ребята ушли в противоположном направлении – мы жили в разных частях города. А я, если быть точной, и вовсе – в пригороде. Вместе со мной автобус ждали несколько посетителей концерта, поэтому я не сразу заметила знакомую фигуру неподалеку. Он подошел ближе.

– Хочешь, я вызову такси?

– Не надо, Уильям. Ни к чему сорить деньгами, доеду и так.

– Ты промокла и дрожишь, – он снял свой пиджак и накинул мне на плечи.

– Мне надо протрезветь, – пробормотала я – башка гудит…

– Тут я бессилен, увы. Точно не хочешь такси?

Я отрицательно замотала головой. В этот момент мы оба заметили подъезжающий автобус.

– Придется тебя проводить.

Он помог мне забраться в автобус, и путь до дома я провела в полудреме, посапывая на его плече. Когда мы подъехали к моей остановке, Уильям легонько сжал мою руку.

– Просыпайся, пора выходить!

После спертого воздуха автобуса запах весеннего вечера, наполненный ароматом сирени и свежестью после дождя, ворвался мне в ноздри. Остатки сна испарились. Уильям проводил меня до двери. Мы оба застыли на крыльце моего дома, окутанные сумраком наступающей ночи.

– Теперь я лучше пойду, – и с легкой улыбкой – только, пожалуйста, не впутывай меня в дела с родителями снова.

– Зачем ты это делаешь?

– Делаю что?

– Провожаешь меня, помогаешь мне.

– Чувствую ответственность, – он улыбнулся – ты ведь не без моей помощи увлеклась всем этим, – он неопределенно взмахнул рукой – ну, мне пора.

И скрылся в ночи.

Я повернула ключ в замке, еще не зная, что иду навстречу надвигающейся катастрофе.

На пороге прихожей меня ждали мама и папа. Они набросились, как коршуны, даже не дав мне пройти.

– Где ты была, Флоренс Уайт? – казалось, что голос мамы способен превратить воду в лед. Я ненавидела этот ее тон всем сердцем и душой. Когда она так говорила, мне представлялось, что она – начальник казармы, а ее собеседник – лагерный заключенный. Но хуже всего было то, что ее сторону занял и папа. Он стоял рядом с ней и пока что молчал, но его осуждающий взгляд был красноречивее слов.

– У Оливии, – пискнула я.

– Ты нас за идиотов держишь? – Мама подошла, взяла мое лицо за подбородок и развернула его к себе. Она собиралась уже что-то сказать, но невысказанная фраза так и замерла на ее губах. Она молча сканировала меня, и эти секунды молчания, проведенные под ее безмолвным взглядом, были мучительнее любой нотации. Наконец она меня отпустила.

– Оскар, она пила. И скорее всего, что-то принимала. Посмотри на ее зрачки! – в голосе слышалось разочарование и сдерживаемый гнев.

Я потупила взгляд в пол. Внезапно меня заинтересовали узоры на нашем старом фамильном ковре, который по семейным рассказам мой прадед когда-то получил из далекой Индии.

– Дочь, ты знаешь, я вмешиваться в твою жизнь не люблю. Но, если мать права, это уже серьезно. Ты должна нам все рассказать. – папа говорил не так строго, как мама. Но, учитывая, что обычно он действительно не лез в мои дела, терпеть от него поучения было непривычно и неприятно.

– Ты вообще видела, на кого ты похожа? Оскар, думаю она связалась с наркоманами. Куда ты так вырядилась? И это что, МОЯ юбка из «Харродс»8

Я в ужасе поняла, что перед тем, как заходить домой, хотела снять хотя бы чертовы дырявые колготки. Но совершенно об этом забыла.

– Может поговорим завтра? У меня голова болит, – я решила попробовать надавить на жалость.