Она не отвела свой взгляд с моего лица, какое-то время мне даже показалось, что она давно смотрит на меня, но как-то скрытно, так, как это умеют делать все женщины. Она легко, – едва заметно улыбнулась мне, и всё… я был сражён, поражён, уничтожен, – оказался в полной её власти.

Не дожидаясь объявления вальса, я сорвался с места, где стоял в группе таких же, как и сам холостяков и пошёл к её зовущим глазам, так виделись они мне. Не помню, как шёл, не помню, что говорил, но, вероятно, что-то ужасно глупое, ибо в течение всей моей речи улыбка не сходила с её лица. Под конец моего монолога, длившегося довольно долго, я выпалил несусветную глупость: «А я вас увидел здесь впервые!» – чем вызвал в ней лёгкий смех.

Оно и верно, о каком знакомстве с ней ранее, могла идти речь, если я сам был впервые на балу у пригласившей меня важной петербургской семьи. Не имей я титула и родственных связей с высокопоставленными людьми, не быть бы мне никогда не только на том светском собрании, но и не стоять рядом с блистательными лицами, присутствующими там. Я – потомственный дворянин – был молод, состоятелен и высокообразован, имел чин статского советника, что соответствует пятому классу в российской Табели о рангах, был вхож в высокие дома и мог заходить в них даже без приглашения.

Собственно, как вы понимаете, Тихон Касьянович, иначе и не могло быть, так как на балах были молодые незамужние особы женского рода, а им, по их высокому общественному положению, требовались и состоятельные молодые люди с титулами и высоким статусом. На таких балах происходили знакомства молодых барышень с молодыми людьми, что нередко вело к помолвке, а затем и венчанию. Но это в виде отступления.

– Вы невероятно забавный человек, граф, извините за столь грубую оценку вашего темперамента, но в то же время и необычайно интересен. Я впервые встречаю в доме графа Головина такого весёлого человека, как вы… а это уже похвала… примите её, – проговорила она, слегка улыбаясь.

Своими словами она дала мне понять, что ранее никогда не видела меня, но, не смотря на это, готова принять меня своим другом, что несказанно обрадовало меня.

Наш диалог, не вклиниваясь в него и не прерывая, спокойно сносил её папенька, который, как выяснилось уже через минуту, вовсе и не папенька, а муж, – князь Ардашев.

Что было дальше, помню смутно, а вот слова князя и следующие за этим события и поныне крепко сидят в моей голове:

– Не краснейте, как девица, молодой человек, – без тени насмешки проговорил князь. – Я привык, что мою милую жену Веронику Романовну принимают за дочь. В какой-то степени это даже льстит мне! Иметь такую молодую, красивую жену почтёт за честь каждый, будь то молодец удалой с бесшабашной головой, либо человек солидный в обществе видный, каким являюсь я. И вот, что граф, коли вы осмелились так запросто подойти к моей жене, то уж извольте пригласить её на шакон, на вальс вы уже опоздали. Я уже не в тех годах, чтобы выписывать кренделя, а моя же́на, – сделав ударение на слове жена, – очень любит этот танец.

– Вероника Романовна укоризненно посмотрела на князя. В её взгляде я увидел не только стыд за грубость мужа по отношению ко мне, человеку в обществе не ниже его по положению, но и острую боль, пронзившую её чистую душу.

– Извините, князь, – проговорил я и, отвесив ему поклон кивком головы, натянуто улыбнулся княгине.

Мне было стыдно, невероятно стыдно за мой глупый поступок. Действительно, подойти к женщине, пусть даже девушке и сразу, не обращая внимания на её спутника, навязаться на разговор, это верх неприличия, но уйти после всего, что произошло, я уже не мог.