Через месяц, примерно, Германий позвонил Крохе и сказал, что, наверное, было бы лучше, если бы он пошел в армию и маршировал в ногу днем и представлял в местной самодеятельности по вечерам, потому что в лаборатории ему уделяют слишком большое внимание. Что до него у них там ничего не происходило, а теперь он для них как глоток свежего воздуха – двое пишут докторские, трое кандидатские, рвут его на куски буквально – вчера вывернули левую руку, когда тянули в разные стороны. Кроха слушала его рассказ с улыбкой, а в конце сказала, чтобы он еще месяц потерпел, пока они в свои темы углубятся, а потом бы уперся по поводу увеличения зарплаты и выдачи офицерского чина.

Примерно через год Германий встретил Кроху около курортной зоны в Токсово. Он толкал перед собой детскую коляску. Рядом с ним шла не очень молодая женщина и по-хозяйски смотрела на него и коляску. Они остановились, и Германий познакомил их, а потом указал на коляску и сказал, что там спит Игорька. Кроха переспросила: «Игорек?», но Герман недовольно объяснил, что сына зовут Игорь, а первые 2 буквы от фамилии, если уж она не помнит, «ка» – от Kашин. Все вместе и будет Игорька. Мелочи была не знакома такая система называния детей, потому что у нее еще детей не было, но в уме она себе сделала пометки, что нужно будет выбирать мужа с 2 приличными начальными буквами в фамилии, чтобы на ребенке плохо не отразилось.

Немолодая женщина, Саяна, оказалась женой не по любви, а по долгу службы – как продолжение изучения его феномена. Она добровольно согласилась понести от него на благо науки, но была нефертильной то ли из-за возраста, то ли из-за перенесенных ранее заболеваний. Оказалось, что забеременеть с 9 до 5, то есть в течение нормированного рабочего дня, она не могла. Пришлось пробивать сверхурочные, и после тяжелых и изнурительных 3 месяцев Саяна все же зачала, а Германия пришлось отправлять в санаторий для космонавтов, которых лечат от космической дистрофии после многомесячной вахты в пространстве.

Германий рассказал Крохе, что очень скоро заканчивается его служба в армии. Ему предложили остаться служить сверхсрочно, но он пока не решил, что будет делать. Деньги платили неплохие, но быть под наблюдением ему вообще-то надоело.

Кроха посоветовала ему обратиться в театрально-концертное управление и предложить свои услуги в жанре «театр одного актера». Если у него есть желание попробовать себя на этом поприще, то она бы могла кое-кому замолвить слово. Германий с недоверием посмотрел на Мелочь, потом на немолодую жену и на коляску со спящим Игорка, и сказал, что он подумает.

Позже в машине Мелочь вспоминала блинные четверги и ежегодные капустники в доме Кашиных – ежевичного варенья как у них она больше нигде не пробовала.

Иногда Кроха ходила на стадионы и спортивные арены. Не то чтобы она увлекалась такого рода зрелищами, а просто случалось, что мужчина, с которым Мелочь пыталась поддерживать отношения или даже больше, был болельщиком. Сначала она думала, что это пустая трата времени, и что уж лучше бы она в это время посидела в библиотеке над очередным проектом или послушала невменяемую Гертруду или, в крайнем случае, почитала заброшенного «Танара из Пеллюсидара» Берроуза, но со временем ее мнение о физических состязаниях людей значительно изменилось. Мелочь обнаружила, что именно наблюдение за своим очередным кандидатом в подобной ситуации и атмосфере позволяло ей делать его оценку как человека без маски более правдивой. Действие происходило непосредственно во время матчей и встреч и помогло Мелочи прервать многие свои знакомства на достаточно ранней стадии отношений, чем сэкономило ей уйму времени и душевных сил. Кроха так наловчилась делать это, что иногда к концу первого периода хоккейного матча резко вспоминала, что не выключила дома утюг и, извинившись, уносилась со стадиона.