Приятная боль поцелуя оставалась с ним, когда он сдабривал жаркое расплавленным маслом.
Его появление, как Патрик и рассчитывал, Ханна встретила аплодисментами. Как планировалось, когда замышлялась операция с Хорхе и ее возвращением домой. Под ножом мясо было тонким и розовым внутри, с темной корочкой снаружи. Картофель тоже был на высоте: крупинки соли, под ними излучающая свет золотистая корочка, в середине мякоть.
Ханна попробовала мясо, и, когда вздохнула и от восторга застонала, Патрик сказал:
– Я приготовил стейк, потому что…
– Хотел напомнить мне о том первом вечере, когда мы поцеловались, – перебила жена и, потянувшись под стол, коснулась его колена. – Но вернемся к нашей свадьбе. Поправь меня, если я ошибаюсь. Помнится, ты тогда стоял, как солдат по стойке «смирно». – Она развернула плечи и выпучила здоровый глаз. – Это было романтично. Именно так, как я представляла.
– Я был сосредоточен. – Патрик обвел вилкой в воздухе круг. – Серьезно относился к тем обещаниям, которые давал. И сегодня их чту.
– Ага! – Ханна мазнула его по щеке завязанным на запястье платком. – Теперь я понимаю, зачем он тебе понадобился.
Он посмотрел на нее с сомнением и произнес:
– Я полагал, что каждая клеточка моего тела изойдет слезами.
Ханна кивнула и улыбнулась:
– Ну а теперь, Пэтч, расскажи, как прошел твой день.
– Опять звонил отец. Все то же самое: хочет устроить мне встречу с человеком из «Голдман», который ему обязан.
– Надо встретиться.
– Ты же знаешь, Ханна, я ничего не хочу принимать от отца.
– Знаю, знаю. И уважаю твои чувства. Но мечтаю, чтобы ты был счастлив.
– Я счастлив. Разве не так? У меня есть ты.
– Это трогательно. Однако ты все равно подумай.
– Ладно. Но я могу справиться и сам найти работу.
– Конечно, можешь. – Ханна накрыла ладонью его руку. А когда посмотрела Патрику в лицо, он моргнул, словно чувствуя в себе пустоту, которую лишь она одна могла заполнить. – Знаешь что? – Вместе с изменением темы изменился и ее тон. – Я хочу еще вина.
Патрик взял бутылку, собираясь налить, но она накрыла рукой бокал.
– Из другой бутылки.
– А с этой что-нибудь не так?
– Просто хочу другую.
Он посмотрел сквозь бутылку на пламя свечи. Наполовину полная.
– Пэтч, пожалуйста, сходи за другой. Из правого угла на винной полке над шкафом. – Видя его недоумение, Ханна добавила: – Сделай, как я говорю.
Чтобы достать до винной полки над шкафом, Патрик встал на лесенку-табурет, но, не дотянувшись, забрался на гранитную столешницу. Вытянув бутылку из правого угла, он увидел, что вино в ней белое.
– Ты сказала из правого угла? – крикнул он. – Там шабли.
– Может, я ошиблась. Неси, какую хочешь. Любая сойдет.
Патрик выбрал «Мальбек» и вытер со стекла пыль.
– Открыть?
– Нет, просто притащи.
Качая головой, он вернулся в комнату и увидел, что на столе все сдвинуто к краю: тарелки, бутылка, подсвечники, приборы, винные бокалы. А на другом конце покоилась голова Ханны. Она лежала на спине и смотрела на Патрика через плечо – вытянувшаяся, нагая, ее тело сияло, отражая крохотное пламя свечей. Грудь, живот, бок.
– Извини, Пэтч, что я опоздала, – промолвила она.
Ее темные волосы обрамляли верхушки грудей, а между ними, как на перемычке солнечных часов, покоился первый кусочек мяса.
– Я подумала, тебе понравится начать сверху и спускаться вниз.
Кусочки мяса, как маленькие камешки перехода через ручей, тянулись цепочкой к пупку, разделяли пополам таз, ярко алели на яично-белой коже, поднимались и опадали на животе. Взгляд Патрика скользнул вниз, туда, где кроваво-красная дорожка исчезала между ног.
– Этого довольно? – спросила Ханна.