Несколько замечательных минут он молчал, поглощая омлет, а доев, поблагодарил ещё раз.

- На здоровье, - ответила я радушно и не менее радушно предложила: - Позвольте, я вас провожу? Вы же торопитесь, наверное. И так много времени потеряли с нами.

- Не потерял, - он поставил пустое блюдце и положил ложку. – Я нарочно заехал к вам. Хотел кое о чем спросить.

- Она чуть не утонула, - хмуро заявила Жонкелия, не поднимая глаз от тарелки. – Оставьте вопросы на завтра.

- Не волнуйтесь, надолго не задержу, - голос судьи опять стал бархатисто-мягким, и ничего хорошего этого не обещало. – Мамаша, оставьте нас, будьте добры. Хочу поговорить с хозяйкой наедине.

Наедине! Я чуть не уронила ложку. Не желала я говорить с ним наедине!

- Дайте ей отдохнуть… - забубнила старуха, но судья решительно прервал её.

- Сходите в огород, мамаша, - сказал он тем же тоном, каким я предлагала его выпроводить. - Проверьте, как репа растет. Или боитесь, что ваша невестка расскажет что-то лишнее?

Жонкелия со стуком поставила блюдце на лавку, тяжело поднялась и пошла к выходу, предоставив мне выплывать самой.

Мне стало холодно, хотя от печки тянуло жаром. Отказаться? Упасть в обморок? Убежать и спрятаться?.. Но я продолжала сидеть, спрятав босые ноги под подол платья. Судья подкинул в печь ещё пару поленьев, дожидаясь, когда мамаша Жонкелия уйдет подальше, а потом произнес:

- Не хотите рассказать мне правду?

2. Глава 2. Мельник Бриско и его курочки

Какую правду? Что я – не Эдит? Или есть ещё какая-то правда, связанная с покойницей? И что же мне ответить? Или не отвечать?..

- Какую правду? – спросила я, прикинувшись наивняшкой. – Господин судья, я ничего не скрываю.

- Вам кто-то угрожает? – он посмотрел на меня в упор.

Глаза черные, темные, как у цыгана. Я утонула в них почище чем в озере Ллин Пвилл. Ресницы были длинными и пушистыми, как у девушки, и я совсем некстати вспомнила старинную валлийскую загадку про такие глаза и ресницы: вокруг озера камыш растет.

Ой! Ну дались мне эти озера!..

- Никто не угрожает, - заверила я судью совершенно искренне. Мне ведь никто не угрожал. А что касается Эдит…

- В прошлый раз я предупреждал вас, что молчать может быть опасно, - судья сел на лавку рядом со мной, оперевшись локтем о колено и заглядывая мне в лицо. – Не глупите. Я ни на полслова не поверил в сегодняшнюю историю. Доверьтесь мне, я помогу. Если вы знаете что-то об убийстве вашего мужа, то самое время рассказать. Потом может быть поздно.

- Почему вы решили, что это убийство? Он ведь утонул, – пробормотала я, потому что чувствовать вот так, очень рядом, мужчину, у которого цыганские глаза и потрясающие ямочки на пояснице – это то ещё испытание.

И если бы я хотя бы была красоткой с балаяжем и маникюром! А когда ты – рыжая грязнуля с обломанными ногтями…

Вздохнув поглубже, я приказала себе не думать о мужчине слева от меня. Вообще запретила себе даже смотреть налево.

– Это был несчастный случай, господин судья.

- Несчастный случай? – он, кажется, слегка оторопел. – Ему голову прострелили, хозяйка. Серебряной пулей, между прочим. Вам ведь известно, что это значит?

Тут уже оторопела я и начала заикаться даже в мыслях. Прострелили голову? С-серебряной пулей? А как же мамаша Жонкелия говорила, что водяные забрали её сына, а потом и невестку? Получается, старуха соврала? Или не знала, что беднягу Бриско застрелили?..

- Эдит, - голос судьи стал не просто вкрадчивым, а супервкрадчивым. – Я помогу, только не молчите. Молчание может быть приговором…

И этот черный лис… то есть ворон взял меня за руку, ободряюще пожимая ладонь. Я прекрасно знала, что он пытается что-то выудить у Эдит, и поэтому пускает в ход коварные штучки вроде «взять за ручку, посмотреть в глазки», но это действовало! Я не только готова была открыть ему все свои тайны, но и выудить все тайны из памяти покойной мельничихи.