Нас сопроводили в небольшой кабинет. Инспектор сидел за столом и заполнял бумаги. Наши паспорта лежали перед ним.

Сели на предложенные стулья. В груди всё трепыхалось от волнения. Мы не понимали, что происходит. Пытались позвонить Кэт, но телефон у нас отобрали. Никто ничего объяснять не собирался. На просьбу сделать звонок, нам отказали. Сотовая связь здесь не работала. Сердце бешено колотилось. Быть в неведении страшнее всего. Ты гадаешь и прокручиваешь в голове множество вариантов, но ни один из них даже близко не развернётся в реальности.

Муж пытался объясниться на ломаном английском с инспектором, но он даже слушать нас не хотел. Грубо отвечал что-то только на испанском. Задавал вопросы он. По его презрительной и жёсткой физиономии было понятно, что ничего хорошего здесь не получится. В десятый раз нас спрашивали о цели прибытия, жилье и обратных билетах. Мы не могли понять всех нюансов, но общая картина была ясна. Просто так попасть в страну у нас не получится.

От таких переживаний, эмоционального коктейля и выброса гормонов стресса, у меня скрутило живот. Обосраться было самое время. Куда тянуть.В туалет меня сопровождала женщина. Дверей у уборной не было, но мне было всё равно. Помирать от вздутия я не собиралась.Вернувшись налегке, увидела, что наш багаж уже стоит в кабинете.

Сначала обрадовалась, надеясь, что нас отпустят. Наивная. Как бы не так. В миграсьон на нас были совсем другие планы.

Нас решено было депортировать. Но мы этого ещё не поняли. Два часа «пытали» вопросами. В звонке по стационарному телефону отказали. Даже смс отправить невозможно, связь глушат жёстко. Шесть человек в форме с автоматами, как преступников, вели нас долгими длинными коридорами. Наконец, мы поняли, где находимся. Вот он – рубеж. Трап самолёта. Все пассажиры уже на месте. Ждут нас. Конвой толкал нас к самолёту. А мы были в шоке от открывающейся правды.

Два перелёта общей сложностью в 16 часов. Жутко отёкшие ноги. Уставшие и голодные. Мы хотели уже ступить на землю.Снова лететь над океаном в таком состоянии было смерти подобно. Я это понимала. Муж тоже. Внутри меня был такой бум из шока, гнева, несправедливости и отчаяния, что я едва сдерживалась, чтобы не взорваться сиреной крика. Рыдать бесполезно. Сердце учащённо билось. Голова, казалось, расколется пополам, как переспелый орех.

Мы стали требовать врача, мне становилось всё хуже. Мой тонометр, довольно простенький, зашкаливал. Перед глазами всё плыло, в висках стучали отбойные молотки. Ребёнок внутри кувыркался и топал ножками. Бунтовал вместе с нами.

Через несколько минут появилась медсестра, измерила давление.

Я видела показания, ощущала замирание стрелки. 220/150. Но местную медичку это не смутило. Она всем объявила, что моё давление в пределах нормы 160/90.

Муж понял, что им всё равно, сдохну я в самолёте или нет. Они выполняют инструкции. Простые люди для них не имеют значения. Нас оттесняли к самолёту. А против автоматов не попрёшь. Но надо было что-то делать.

Мы стали требовать консула. Хотя бы звонок. Наконец, дали возможность хоть с кем-то поговорить. Но человек, обязанный нас защитить и помочь, лишь развела руками. Она не видела моё состояние, про давление ей наврали. Сказала, что обратные билеты нам оплачены. Выбора нет и лететь обратно придётся. Во Франкфурте должны дать билеты до Москвы. Должны. Но не обязаны.

Как мы выяснили потом, билеты были только до Германии. А поскольку визы у нас нет, даже из самолёта не выпустили бы. Сколько, где и как мы там мотались бы– неизвестно. Самый худший вариант… Даже озвучивать не хочу.