«Во-первых, в такой теории нет и не может быть никаких рекомендаций, долженствований, целей, проектов, моделей и пр. (Будущее в восходящем развитии открыто.)» [43, с. 510].

Суть революционной теории в описании критического, предельного, предкризисного накопления негативов в воспроизводственной структуре и описании зреющей бифуркации как предельного неустойчивого состояния равновесия. Описание бифуркации содержит всё вероятное полем трендов, включая объективно негэнтропийный вариант восходящего исторического развития, то есть восходящий тренд преодоления отжившего состояния воспроизводства действительной жизни. Но, следует особо подчеркнуть, что это вовсе не практически-политические пути его реализации. Это, последнее, есть дело идеологической практики и «живого творчества масс».

«Во-вторых, революционная теория излагается революционным же, эзотерическим (парадоксальным) языком» [43, с. 510].

Это язык теории, понятный только самим теоретикам, это язык скрытый от обывателя, язык, который не существует в ментальности общества, в его идеологии и даже в рядовой науке самой этой формы.

Так как это революционная теория, то ведущим трендом, преодолевающим отжившее состояние, является восходящий тренд, включающий описание объективно восходящее саморазвитие, негэнтропийную самосборку и исторически восходящее развития общества по сложности.

Наконец, основное содержание революционной теории это описание утвердившейся формы производства действительной жизни как уже асимметричной системы в части урегулированности и порядка. Собственно асимметрия проявляется как целостное множество всех негативных явлений и их нарастающего «накопления».

Главный компонент асимметрии это собственность, доминирующие отношения собственности. При этом объективное преодоление отживших отношений собственности посредством обобществление ее объекта вполне возможно.

Итак, «революционная теория – это теория „нехорошего“ общества (теория структуры некоторых нейтральных, непреходящих… процессов, но в их собственной же „плохой“, так сказать, предельной и „доигравшейся“, преходящей общественной форме), в целом как иррациональной, стихийной, не контролируемой людьми системы его движения, отживших „квазидействующих“ отношений» [43, с. 511].

В частности, например, у Маркса, в его исключительно экономической теории «Капитал», это нашло выражение в формуле-схеме обращения капитала (Д—Т—Д^>1), тогда как закон бытия экономической системы в его материально-вещественной форме – есть основной закон максимума прибавочной стоимости. С другой стороны, метафорической и логически исходным непрямым описательным обозначением и выражением основного закона является как бы скрытая (тайная) цель производства. Эта цель есть объективная, независимая от воли и сознания людей, «нехорошей» направленности форма его движения, которая проявляется в мотивах и интересах, агентов анализируемой системы производства действительной жизни, то есть собственников. Эти агенты-собственники есть же «одномерные субъекты», которые не «изобретают свои цели из головы, а находят их готовыми в господствующих производственных отношениях собственности» [43, с. 511—512]. Эти скрытые цели производства действительной жизни не следует смешивать с открытыми публичными хозяйственно-политическими целями, например, с целями роста производства и благосостояния, могущества и совершенства, отраслей и секторов промышленного производства, отдельных видов продукции и услуг социальной направленности.

Таким образом, итогом главного содержания революционной теории является закон конца всей данной формы производства действительной жизни. Это не закон бытия, а закон движения формы, когда по мере развивающихся производительных сил и обстоятельств она неумолимо движется к своей гибели или к самоотрицанию как прорыва в восходящем преодолении, разумеется, при отвлечении от множества разнообразных адаптивных движений.