– Вы ладили друг с другом?

– Я была ему совершенно безразлична. В ту пору я обедала в столовой и могла бы сосчитать, сколько раз он заговорил со мной.

– Какие отношения были у него с сыном?

– В девять часов Жерар спускался в контору. У него был там свой кабинет. Не знаю, чем именно он занимался.

– Случалось тогда, что он пропадал?

– Да, на два-три дня.

– Отец ничего ему не говорил?

– Он делал вид, что не замечает этого.

Перед Мегрэ открывался целый мир, обветшалый и замкнутый на самом себе.

Наверное, в прошлом веке или в начале двадцатого здесь устраивались приемы, в гостиных давались балы. Их было две – вторая почти такая же большая, как первая.

Стены были отделаны потемневшими резными панелями.

Повсюду были также картины отошедшей в прошлое эпохи: портреты мужчин с бакенбардами, в высоких воротниках, жестко подпирающих подбородки.

Казалось, что жизнь на секунду остановила здесь свое течение.

– Теперь мы входим на половину мужа.

Кабинет с уходящими к потолку книгами в переплетах. Скамеечка из орехового дерева, чтобы можно было добраться до верхних полок. Наискосок от окна письменный стол с моделью подводной лодки и письменными принадлежностями из темной меди. Все в полном порядке. Ничто не говорило о присутствии здесь живого человека.

– Вечера он проводит здесь?

– Если находится дома.

– Я здесь вижу телевизор.

– У меня тоже есть телевизор, но я его никогда не смотрю.

– Вам случалось проводить вечера в этой комнате?

– Первое время после свадьбы.

Ей стоило определенного труда выговаривать слова, она роняла их, как будто они не имели значения. Уголки губ у нее снова опустились, и это придавало лицу страдальческое выражение.

– Его комната.

Мегрэ успел убедиться, что ящики письменного стола были заперты на ключ. Что могло в них храниться?

Во всей квартире были очень высокие потолки, окна, с задернутыми малиновыми бархатными шторами, тоже очень высокие.

Стены комнаты отделаны панелями, но не деревянными, а из желтой меди. Двуспальная кровать. Кресла со слегка продавленными сиденьями.

– Спали вы здесь?

– Иногда, первые три месяца.

Уж не ненависть ли сквозила в ее голосе, в выражении лица?

Осмотр продолжался по-прежнему как в музее.

– Его ванная комната…

Здесь все так и оставалось на своих местах: зубная щетка, бритва, щетка для волос и расческа.

– Он ничего с собой не брал?

– Насколько мне известно, нет.

Гардеробная, как на половине Натали, потом гимнастический зал.

– Он им пользовался?

– Редко. Он погрузнел: толстым его назвать было нельзя, а вот полноватым…

Она толкнула следующую дверь.

– Библиотека.

Тысячи книг, старых и новых, современных, однако, сравнительно мало.

– Он много читал?

– Я не интересовалась, что он делает вечерами. Эта лестница ведет прямо в контору – мы с вами прошли над вестибюлем. Я вам еще нужна?

– Возможно, мне еще надо будет встретиться с вами. Если это случится, я позвоню.

Ее вновь влекла к себе бутылка коньяка.

– Вы, наверное, спуститесь теперь в нотариальную контору?

– Мне действительно хотелось бы поговорить с господином Лёкюрёром. Простите, что побеспокоил вас.

Госпожа Сабен-Левек удалилась: в общем-то, выглядела она жалко, но одновременно вызывала раздражение. Мегрэ начал спускаться по лестнице. Наконец-то он мог раскурить свою трубку – курить ему хотелось еще в квартире.

Он оказался в просторной комнате, где полдюжины машинисток яростно стучали по клавишам и с удивлением подняли на него глаза.

– Я хотел бы видеть господина Лёкюрёра.

Сотни зеленых папок на стеллажах, как обычно в учреждениях и в большинстве нотариальных контор. Невысокая брюнетка провела его через комнату, где стоял только длинный стол и огромный сейф устаревшей конструкции.