– …если бы ты только был рядом, папа. Все было бы понятней и проще, – прошептала я в тишину ночной комнаты, с особыми чувствами забираясь на узкую, грубо сколоченную кровать.

Здесь спал папа.

И проводил дни и ночи, делая записи о любимой и удивительной Арктике.

Многие заметки папы были напечатаны, и я с гордостью и трепетом хранила вырезки из газет и журналов, которые привезла с собой и вклеила в его потрепанную записную книжку, где он писал простым карандашом. Часто что-то правил. Вычеркивал. Задавал вопросы сам себе и, видимо, не всегда находил ответы.

Я знала наизусть каждую строчку, каждую завитушку в каждом слове, но снова с трепетом и неутихающей душевной болью открыла блокнот размером с небольшую книгу, чтобы отыскать то, что занимало мои мысли.

Папа писал эти легенды о Туунбаке.

И я была совершенно уверена в том, что он упоминал демона с красными глазами.

Отыскав нужную страницу и укрыв ноги пледом, поскольку эта спальня не отапливалась, я читала, не обращая внимания, как при этом дрожат мои пальцы.

«…Имя чудища, Туунбак, означает «злой дух», а его прототипами можно считать мифических гигантских медведей — нанурлука и десятилапого кукувеака. Чудовище было тупилеком — злым духом, сброшенным, по поверьям эскимосов, богами на Землю. Злой дух принял образ Туунбака, огромного белого зверя, и охотился на людей. Эскимосы пытались сражаться с ним, но все было бесполезно. Сотни охотников были убиты. Иногда Туунбак глумился над семьями погибших, возвращая части мертвых тел – порой оставляя головы, руки, ноги и туловища сразу нескольких охотников сваленными в одну кучу, чтобы родственники не смогли даже провести погребальный обряд должным образом. Потом шаманы поняли, что общаться с ним могли только особые люди, обладавшие телепатическими способностями. При этом они не должны были разговаривать с другими людьми (Туунбак вырывал у них язык). Шаманы стали искать и воспитывать таких людей. С их помощью эскимосы смогли договориться с Туунбаком, пообещав не заходить в его владения и приносить ему еду и жертвы по особенному знаку на небе – красной полосе по время Северного сияния…»

Я не смогла сдержать дрожи, даже несмотря на то, что уже читала этот отрывок.

Страшно было понимать, что легенды не лгали.

Скоро в спальню заглянула Инира, давая понять, что теперь мы остались с ней одни в доме, а значит, я была спасена от расспросов и пронзительных взглядов, которые едва ли могла бы вынести.

– …я тоже не знаю, почему он не убил меня, – прошептала я подруге, когда та забралась на кровать рядом и скользнула под плед тоже, крепко обнимая меня в ответ.

– Не думай об этом, Алу. Духи спасли твою жизнь!

– Не могу не думать, ила… Я чувствую его, понимаешь? – мой голос дрогнул, когда я впервые решилась сказать об этом подруге, боясь, что даже она посчитает меня сумасшедшей. – Я не могу этого ни принять, ни объяснить, но каждое его появление рядом я ощущала нутром как-то по-особенному.

Инира тяжело сглотнула и не нашлась, что ответить на мое жуткое откровение. Только обняла меня сильнее и долго молчала, прежде чем выдохнуть:

– Он не только тебя не тронул. Но и одного из охотников.

Сердце забилось чаще от услышанного, и в голове отчетливо прозвучали мои слова, которые я прошептала демону, когда тот был готов растоптать и Самира: «Не губи его…»

Значит, послушал?

Сделал, как я попросила?

Просто немыслимо!

– Мужчина с арабской внешностью?

– Да.

– С ним все в порядке?

– Его оставили в шатре у повитухи. Хант сказал, что если отвезти сразу в больницу, то будет много вопросов, а он не готов отвечать на них и ему нужно время. Но старуха сказала, что угрозы для жизни мужчины нет. Он получил сильный удар по голове и поэтому потерял сознание. К утру обещает, что он придет в себя.