– Я что, в обморок грохнулась? – пробормотала растерянно. – Слава богу, не над мальчишкой!

– Идёмте, провожу домой. – Сидор протянул огромную лапищу.

Отказываться от помощи девушка не стала, уцепилась за широкую ладонь обеими руками и осторожно поднялась на всё ещё нетвёрдые ноги. Голова опять закружилась, Антонину повело в сторону, но мужчина успел подхватить её под локоть, а через пару мгновений дурнота схлынула.

– Вы жiвница, что ли? Выложились? – уточнил Березин, хмурясь и не спеша выпускать. Тоненькая, бледная – в чём душа держится! Хоть плюй на длинные языки и правда неси к дому.

– Жiвница, – созналась она, – только не говорите никому. И не в том дело, я не от растраты сил. Просто… устала, – пробормотала она, запнувшись. Не жаловаться же постороннему человеку на собственные страхи, правда! Тем более когда самое ужасное позади и всё окончилось благополучно. Хотелось в это верить. – Сидор Кузьмич, отчего в больнице такой ужасный беспорядок? И фельдшер этот ещё… Он отказался ассистировать, хотя это его прямая обязанность!

– Идёмте, – вздохнул Сидор. – Вам надо поесть и выпить горячего чаю, а это всё потерпит.

– Да, вы правы, – пришлось нехотя признать Антонине.

Было что спросить у исправника, было на что пожаловаться и чего попросить, но это и вправду терпело. А отдохнуть сейчас действительно стоило, что особенно стало заметно, когда Березин убрал руки: стоять без поддержки получалось с трудом.

Как она вообще операцию-то выдержала?

Бересклет сделала пару нетвёрдых шагов под бдительным присмотром готового подхватить Сидора, чувствуя себя учащимся ходить ребёнком под взглядом ответственного родителя. Эта мысль вызвала досаду, но неожиданно придала сил, и до операционного стола девушка добралась. Ещё раз проведала пациента и обратилась к начальнику:

– Надо как-то устроить, чтобы его аккуратно отнесли домой и уложили. Ему бы, по-хорошему, в больнице полежать под присмотром врача, но не в этом же склепе…

Антонина знала ещё один вариант – взять мальчика к себе, но озвучивать его малодушно не стала: одно дело оказать срочную помощь там, где больше некому, а другое – брать на себя постоянную заботу о чужом больном ребёнке, тем более в чужом доме, да ещё свалив бо́льшую часть забот на Дарью Митрофановну!

– Брагины приглядят, – уверенно отмахнулся Сидор и первым шагнул к выходу.

Не слишком-то вежливо, но Антонина была искренне за это благодарна: он отвлёк на себя внимание взволнованных горожан и с ходу принялся коротко и чётко раздавать указания. На Бересклет за его плечом, конечно, поглядывали с любопытством, но зато никто не отважился наседать на неё с вопросами. Даже перепуганная Авдотья, которую железки, торчащие из руки отпрыска, напугали, кажется, ещё сильнее сломанной руки. Женщина охала и ахала, не решаясь в чём-то обвинить молоденькую петроградку. А уж резкое Сидорово «Тронете – без руки останется» вовсе отбило желание оспаривать лечение. Антонина опасалась, что это ненадолго, но сил пускаться в объяснения не было.

Вообще, ей очень хотелось вернуться на табурет, прислониться к холодной пыльной стене, прикрыть глаза и хотя бы четверть часа провести в тишине, но приходилось держаться. И так уже произвела впечатление на горожан своим обмороком, не стоило усугублять. В конце концов, ей среди них жить!

К счастью, Березин точно знал, что нужно делать, и командовал уверенно, Антонине оставалось лишь кивать с умным видом и помалкивать. Сообщил, что мальчика нужно аккуратно доставить домой на носилках и ни в коем случае не класть в телегу, чтобы не растрясло, и тут же пристроил к делу пару подвернувшихся зевак покрепче. Остальные поспешили убраться от греха подальше, чтобы исправник не нашёл занятия и им. Спокойно, очень строго и веско он изложил Брагиным правила ухода за сыном, включая желаемую еду, отдельно подчеркнув, что в случае сильных болей или жара нельзя предпринимать что-то самостоятельно, нужно обращаться напрямую к доктору, иначе угробят ребёнка. Кажется, супруги прониклись, или уж всяко – напугались так, что побледнели ещё сильнее.