– Вроде бы выходили. В субботу я им выдал увольнительные до десяти часов воскресенья, а вернулись они во взвод только в понедельник к концу дня.

Я попросил Панченко, чтобы он провел меня к начальнику стройплощадки. Через лабиринт лестниц, коротких коридоров и каких-то помещений мы добрались до кабинета начальника. Такая запутанность внутренней планировки объясняется звездообразным планом здания театра.

Руководителем ремонтных работ был молодой человек, лет тридцати, высокий с энергичным лицом и светлыми волосами

– Бруевич, – обратился к нему Панченко, – вот просят список тех, кто не выходил на работу.

– Вот хорошо! – живо отреагировал Бонч-Бруевич. – Наконец-то обратили внимание. Вы из батальона?

– Комсорг батальона, – представился я.

– Очень хорошо! Я вам покажу документацию учета рабочего времени. Смотрите.

Я сделал в свой блокнот выписку о выходе солдат на работу с 25 октября по 1 ноября. Бонч-Бруевич просил особое внимание обратить на Макухина, Аверьянова и Черепана.

– Эти, почти, никогда не выходят на работу. У меня план работы по ремонту театра составлен из расчета использования всей численности взвода. А что получается? В лучшем случае на работу выходит половина взвода. Командир не в состоянии руководить людьми и взвод разболтался. Положение серьезное. Если оно не изменится к лучшему, я вынужден буду обращаться в Строительно-квартирное Управление Армии.

Я в полной мере сочувствовал молодому человеку, тем более, что я был уверен в его родственности с кем-нибудь из знаменитых Бонч-Бруевичей. Вернувшись в часть, я обо все доложил комбату.

Через три дня после этой поездки сразу же после завтрака я получил новый приказ: срочно ехать Центральный Театр Красной Армии и арестовать там Макухина. В помощь мне дали коменданта батальона сержанта Богданова. Он взял карабин, мне выдали револьвер. Командиром в ЦТКА был уже другой сержант по фамилии Ломов. Он производил впечатление серьезного и строгого человека. Это он позвонил в штаб батальона о появлении Макухина.

В батальоне было три грузовых машины, но они все были в рабочих поездках и мы с Богдановым поехали в ЦТКА на трамвае.

– Где он? – спросил я у командира взвода.

– На плоской кровле, – ответил Ломов. – Мне идти с вами?

– Не надо. Другие двери на кровлю есть?

– Есть. Но они не задействованы и двери там постоянно на замках.

Я оставил Богданова внизу у лестницы. Сказал ему, чтобы он подал патрон в ствол и держал Макухина на площадке, если он появится один.

– А если не послушается и бросится? – спросил Богданов.

– Стреляй по ногам. Но, думаю, до этого дело не дойдет.

Я поднялся на кровлю. С правой стороны, метрах в десяти от выхода двое солдат в железном корыте мешали бетонный раствор, другие солдаты укладывали бетон у парапета кровли. Поодаль несколько солдат просеивали песок. Макухин стоял около тех солдат, что мешали раствор, курил и что-то рассказывал. Я знал его, хотя знаком с ним не был. Высокий, ничем особенно не примечательный парень. Говорили, что во взводе он почти никогда не бывает, приходит изредка и то только для того, чтобы переночевать. Ходили слухи, что он занимается квартирными кражами. Я не понимал, насколько он будет опасен при задержании. О том, что у него может быть оружие, мне сказали в штабе. Выйдя на кровлю, я стал метрах в трех от двери вполоборота так, чтобы Макухину не было видно, что я вооружен. Кобуру я расстегнул еще на лестнице. Кое-кто из солдат обратил на меня внимание и Макухин тоже посмотрел в мою сторону.

– Макухин, тебе придется проехать со мной в штаб батальона, – я сказал эти слова спокойно, твердо и не торопясь.