Медитация 62
«Какими рождаемся – таковы и в могилку».
Тут какие-то особенные законы зачатия. Наследственность.
Тут какой-то миг мысли, туман мысли или безсмыслия у родителей, когда они
зачинали меня: и в ребенке это стало непоправимо. «Неизбежное»…»
Василий Васильевич Розанов «Уединенное»
Медитация 63
«Хочу ли я, чтобы очень распространялось мое учение? Нет.
Вышло бы большое волнение, а я так люблю покой… закат вечера,
и тихий вечерний звон.»
Василий Васильевич Розанов «Уединенное»
Медитация 64
«Благородное, что есть в моих сочинениях, вышло не из меня.
Я умел только, как женщина, воспринять это и выполнить.
Все принадлежит гораздо лучшему меня человеку.»
Василий Васильевич Розанов «Уединенное»
Медитация 65
«Мне собственно противны те недостатки, которых я не имею.
Но мои собственные недостатки, когда я их встречаю в других,
нисколько не противны. И я бы их никогда не осудил.
Вот границы всякого суждения, т. е. что оно «компетентно» или «некомпетентно» насколько «на него можно положиться» Все мы» с хвостиками», но обращенными в разные стороны».
(за нумизматикой)
Василий Васильевич Розанов «Уединенное»
Медитация 66
«…Как поршень действует в цилиндре насоса? – под поршнем образуется пустота.
И природа с ее terror vacui стремится наполнить ее. Выступают и поднимаются воды земли (почвы) и устремляются к уходящему поршню… И жизнь, и силы, и кровь. Вот отчего «весь организм» как бы собирается в одну точку. И поистине, эта точка и в это время есть «фокус организма и жизни», – подобно как есть «фокус» в оптических стеклах.»
Василий Васильевич Розанов «Опавшие листья. Короб 2-ой и последний»
(terror vacui – с боязнью пустоты – примечание автора)
Медитация 67
«… Так моя жизнь, как я вижу, загибается к ужасному страданию совести. Я всегда был относительно ее беззаботен, думая, что «ее нет», что «живу, как хочу». Просто – ничего о ней не думал. Тогда она была приставлена (если есть «путь», а я вижу, что он есть) в виде «друга», на которого я оглядывался и им любовался, но по нему не поступал. И вот эта мука: друг гибнет на моих глазах и, в сущности, по моей вине. Мне дано видеть каждый час ее страдания, и этих часов уже 3 года. И когда «совесть» отойдет от меня: оставшись без «совести», я увижу всю пучину черноты, в которой жил и в которую, собственно, шел.
Это ужасно: и если, напр., остаться с этой тоской не на 3 года,
а на весь «загробный мир», на всю вечную жизнь, то разве это не ад, краешек которого я ощущаю. Она же, «друг» мой, всю себя отдавшая другим, – перейдет в вечную радость.»
Василий Васильевич Розанов «Опавшие листья. Короб 2-ой и последний»