Ракета, выпущенная из вражеского миномёта, яркой стрелой пролетела над землёй и врезалась в бок бронетранспортёра. Прозвучал очень громкий хлопок, и меня взрывной волной швырнуло на острые камни.

Сколько был в отключке, я точно не знал. Придя в сознание, я чувствовал, как боль окутывала всё тело с ног до головы, я пошевелился и застонал, ощущая её каждым сантиметром кожи.

– Тихо, тихо, братан, не спеши. Мы теперь уже никуда не торопимся.

Сквозь закрытые глаза я узнал голос друга и с трудом приоткрыл один глаз.

Вокруг было достаточно темно. Сырые стены вокруг напоминали толи яму, толи ров. И лишь рядом сидел Макс и бережно обмывал мой лоб, мокрой старой тряпкой.

Полностью вернувшись к реальности, я был одновременно и рад и расстроен.

Оказалось, что наша рота попала в засаду боевиков. И в результате ожесточённого и неравного боя все солдаты погибли. А Макса и меня нашли без сознания, возле горящего БТРа. Под обломками камней, но с признаками жизни, и просто забрали в плен. В общем как бы мы с ним были и живы, но и как бы нет, потому что совершенно не было известно, что с нами решат сделать боевики. От разных тревожных мыслей очень начинала болеть голова. В целом я был цел, лишь только всё тело было покрыто многочисленными синяками и ранами, что было следствием падения на острые скальные камни.

Больше я разговаривать не мог, тело жутко болело от ран, и я то и дело отключался, теряя сознание. Когда я пришёл в себя, попытался встать и снова потерял сознание от острой боли.

В следующий раз, очнувшись, я увидел, что небо светлеет перед рассветом. В этот день к нам никто не подходил.

На следующий день к нам в яму просто скинули бутылку с водой и булку хлеба. Я не знаю, сколько это продлилось. Мы пытались выбраться из ямы, но это было невозможно, стены только осыпались и не давали сделать даже крохотный упор. Мы пытались хотя бы поставить чёрточки на стенах, чтобы отметить дни, но это тоже не удавалось, земля осыпалась, не оставляя никаких следов. Первые дни мы еще пытались тренироваться чтобы не терять форму, отжимания и прокачка пресса, но питание тоже было крайне ограниченным. всё та же вода и хлеб. Ночи становились холоднее и сырее, утром мы просыпались, дрожа от холода. Форма была летней, и холодными ночами согревала слабо, точнее сказать никак. В какой-то день решетка нашей ямы открылась, и вниз спустили лестницу.

Бородатый мужик ткнул пальцем в Макса и приказал ему подняться. Когда тот отказался, бородатый вытащил пистолет, выстрелил рядом с Максом и сказал, что следующая пуля будет в нём. Друг с неохотой поднялся, подмигнул мне и, кряхтя, пополз по лестнице вверх. Позже он вернулся, рассказывая, что был на допросе.

Потом ещё несколько дней нас по одному стали вытаскивать из ямы на допрос. И не получая никакой важной информации избивали и кидали обратно в яму. Этот ад продолжался несколько недель. Но радовало лишь одно. Мы с Максом понимали, что, если нас ещё не убили, значит, боевики явно решили нас или продать или выменять, как живой товар. Только вот когда? Пока этот вопрос был без ответа.

И вот спустя полтора месяца забрав Максима на очередной допрос, я тупо сидел и ждал. Но вдруг сверху я услышал крики людей и выстрелы.

А когда через несколько часов Макса не вернули в яму, я заподозрил страшное. И развеяла все мои страшные догадки голова чеченца, который посмотрел в яму на меня, ругнулся на своём языке и прокричал:

– Эй, Русс, твоя дрюг питался бежат. Но его покарал Аллах. Так что готовса ти сслэдущий. Я тэбя на куски порэжу и отдам шакалам. Аллах Акбар!!