Мы жили территориально недалеко от самой первой и самой продвинутой дискотеки тех времён – Quadro. Американцам это место очень нравилось, тем более что в те времена в нашем городе оно было единственным развлечением в едва нарождающейся ночной жизни страны. Мэтью жил в новостройках микрорайона «Комсомольский», который и теперь считается дальней далью, вызывая сочувственные стоны городских жителей. А в те времена туда и днём-то уехать было проблемой, что было говорить о четырёх часах ночи! В общем, лучшему другу Мэтью, одному из всех, разрешалось ночевать у нас.

Вот только они вернулись, только улеглись, только заснули, началась наша утренняя семейная возня после бессонной ночи с заболевшей дочкой. Через два квартала от нас жил наш хороший знакомый – педиатр Юра. В такие дни мы имели обыкновение просить его взглянуть на ребёнка. Едва рассвело, муж – за руль и к Юре. Телефонов не было ни у кого.

От суеты и шума гости пробудились. Увидев высокого, слегка заспанного мужчину в тёплом спортивном костюме со стетоскопом на груди, проходящего в детскую, проснулись окончательно. После осмотра мы попили чаю, поболтали о том о сём, выслушали рекомендации по лечению, и муж повёз Юру обратно.

Всё это время американские ребята не подавали признаков жизни, но стоило закрыться входной двери, оба выползли в кухню.

– Кто это был? – строго спросил Натан.

– Врач.

– Почему он был в спортивном костюме?

– Потому что мы подняли его с постели.

– Но сегодня выходной!

– Вот именно.

– Сколько вы ему заплатили?

– Нисколько.

– Этого не может быть!

– Может. Он наш друг.

– Ну и что? Он врач!

– Да, врач. Но он друг.

– Так нэвозможно! – Натан перешёл на русский, подозревая, что я не совсем понимаю, о чём речь. – В Амэрика это нэвозможно. Это очэн, очэн дорого! Домой врач нэвозможно.

Дальше диалог шёл по кругу:

– Это Россия. Здесь возможно. Он наш друг.

– Но он же врач! Врач на дом – это очень дорого!

– Но он друг…

Всё это время Мэтью стоял молча, переводя взгляд с меня на Натана и обратно. В немой озабоченности его лица тоже сквозило полнейшее непонимание произошедшего. С тех пор я, кажется, начала догадываться, что вкладывают иностранцы в понятие «загадочной русской души». Теперь это называют «разрывом шаблона», «когнитивным диссонансом», а тогда американец просто не мог взять в толк простых и привычных для нас вещей: «по дружбе», «по блату».

– А что делаете вы, когда болеете?

– Едем в больницу.

– А если температура высокая? Если грипп и встать с постели нет сил?

– Всё равно едем в больницу сами.

– А очереди у вас есть?

– Есть.

– И что, с температурой в очереди?

– Да, – печально согласился Натан.


Показателями наивности, законопослушания и доверчивости нашего американца была пара-тройка других случаев.

Вскоре после приезда, когда Натан немного освоился с маршрутами и бытом, я спросила про самое сильное его впечатление от пребывания в новой стране.

– У вас много машин с большой короной в салоне у ветрового стекла, – в его глазах читался лёгкий ужас.

Владельцы первых дорогих иномарок размещали на раздольном парпризе вычурную, восточной роскоши пластиковую позолоченную корону – модный, но дорогой ароматизатор салона. Дешёвые плоские ёлочки-вонючки были уделом плохоньких иномарок. Но что могло так насторожить американца?

– У нас такую корону в машину ставят мафиози. Это значит, что владелец убил человека и отсидел срок. У вас о-очень много таких машин, – просветил меня человек с Дикого Запада.

Сразу по приезде Натану требовалось поменять валюту. Страна, где недавно отменили уголовную статью за валютные операции, казалось, бросилась во все тяжкие. Народ активно вкладывался в доллары. Они были нужны народившемуся сословию «челноков», гонявших в Польшу и Турцию; крупным бизнесменам – для закупок из-за рубежа оборудования и технологий; кто-то ринулся в путешествия по миру; простому российскому человеку доллары были нужны, чтобы сохранить зарабатываемое и хоть как-то уберечься от галопирующей инфляции. Обменники были востребованы, но их катастрофически не хватало, к тому же курсы валют в них не всегда были выгодными. Гораздо практичнее было покупать с рук. «Менялы» – юркие ребята в кожаных куртках и с беспокойным взглядом – обитали на известных «точках» города и меняли валюту в любом количестве в любое время суток. «Точки» нужно было знать правильные, чтобы не нарваться на «куклу» (стопку резаной бумаги, с обеих сторон прикрытой листками настоящих купюр) или не оказаться «кинутым», когда при обмене можно было получить пачку фальшивок в любой валюте. Этот мутный бизнес уже тогда крышевала милиция, и рассчитывать на защиту или жалобы не приходилось. Муж по работе был связан с долларами, поэтому у него были надёжные менялы, а ближайшая от нас «точка» была как раз «левая», опасная.