Да ещё это пекло распроклятое. Торчишь в раскалённой кабине, как переспелый помидор в парнике: кожа красная, сок капает, а жар не убывает. Он смачно плюнул на прилипшую муху, потому что лень было тянуться за бутылкой воды. В боковом стекле увидел незаметно подошедшую фифу в таком наряде, что для выражения своих чувств Генке пришлось плюнуть на стекло ещё раз.

Девица, кстати очень симпатичная, вырядилась в короткие белые шорты, малиновую майку, рыбьей чешуёй отблескивающую на солнце, и босоножки на такой гигантской платформе, что казалось, к ногам привязаны два утюга.

– Привет, – сказала девица, долбанув чемоданом по колесу машины.

– Привет.

Тряпка продолжала возить по стеклу, но до бутылки с водой Генка всё-таки дотянулся и обильно оросил присохшую грязь. Дело пошло быстрее. Девица выжидающе молчала, полагая, что хозяин фургона кинется предлагать ей свои услуги.

Стекло наконец заблестело, и Геннадий удовлетворённо нырнул в кабину, не обращая на девицу никакого внимания. Хочет стоять у машины – пусть стоит, место не купленное. Как только рука водителя уверенно легла на руль, а нога надавила на педаль сцепления, девица заявила тоном, каким иные невежи подчас разговаривают с таксистами:

– Мне до Подболотья.

– И что? – Неопределённо пожав плечами, Голубев выкинул палец в направлении леса: – Вам туда. Через десять километров дойдёте до места назначения.

Выговаривая это, Генка кинул косой взгляд на лицо девушки, заметив, как её ресницы дрогнули, а брови сурово сошлись к переносице.

– Как это «дойдёте»?! – Девица с возмущением уставилась на Генку, словно он предложил ей что-то неприличное, и выпалила без всякой связи: – Я же девушка!

– Неужели?

Считая разговор оконченным, Генка повернул ключ зажигания, в душе понимая, что, конечно, как миленький подвезёт настырную фифу. Куда она поковыляет на таких копытах? До Подболотья и в резиновых сапогах не каждый день пройти можно. Но уж очень хотелось осадить заносчивую девицу, считающую себя выше других.

Звук мотора подействовал на приезжую отрезвляюще, и возмущённое выражение на хорошеньком личике сменилось удивлённым, а затем и растерянным. Оно очень шло девушке, делая её простой и доверчивой.

– Ладно, залезай! – Вздохнув, Голубев приоткрыл ручку соседней двери, приглашая пассажирку на сиденье.

– Спасибо.

Напрягая руки, фифа принялась запихивать на сиденье серебристый чемодан размером с половину хозяйки.

Генка нехотя сполз с сиденья, вытирая со лба выступивший пот, – пока он грузил товар, солнце почти достигло зенита и палило немилосердно – и сказал:

– Давайте помогу.

Чемодан весил килограммов тридцать, и когда Гена завалил его набок в кузов, поместив среди банок с зелёным горошком и лотков с хлебом, девица взвизгнула:

– Осторожнее, не поцарапайте!

Пересиливая желание оставить чемодан вместе с девицей прямо на дороге, Голубев выразительно хмыкнул и молча вернулся на своё сиденье, дожидаясь, пока пассажирка устроится рядом, надменно сопя, словно он своим обшарпанным фургоном намеренно оскорбил её достоинство.

Думая о том, как повезло девушке, что именно сегодня он едет в Подболотье, Геннадий надавил на газ и направил фургон по узкой дороге.

Малярша баба Лена просила привезти сушек и пару пачек пилёного сахара для дачников, а сёстры-кандидатши деликатно намекнули, что не отказались бы от палочки-другой полукопчёной колбасы, до которой они были большими охотницами.

Колдобина шла за колдобиной, машина громыхала и пыхтела, издавая жалобный скрежет, но девица не жаловалась, видно, решила, что шофёр специально испытывает её терпение, и дала себе зарок не показывать слабость.