– Спать будете здесь. – Баба Лена распахнула фанерную дверь в квадратную спаленку с двумя узкими койками и тумбочкой посередине.

– А вы? – не удержался от вопроса Фёдор.

– А я люблю спать там. – И хозяйка показала на уютную веранду, пристроенную к столовой. Обращаясь к деду, она подвела итог смотринам: – О цене сговоримся.

Не вникая в смысл дальнейшего разговора деда с бабой Леной, Федька цепким взглядом ощупывал каждый миллиметр дома, искал крюки на стенах, словно надеясь с ходу натолкнуться на следы таинственной рукописи.

На глаза не попался ни один, даже самый маленький, крючок, не говоря уже о рукописях, и Федька принялся размышлять, каким образом вычислить, у кого из деревенских старух хранится заветное сокровище.

«Мальчикам нужны приключения, неожиданности и сельская жизнь. Только тогда они вырастают настоящими мужчинами», – думал Николай Петрович Румянцев, слушая равномерное посапывание спящего внука.

Как только Федька, отводя глаза и краснея, стал заверять, что на свете не бывает более комфортабельного отдыха, чем в замечательной деревне Подболотье, дед сразу догадался, что мальчишка хитрит и рвётся на природу совсем не ради рыбалки и прогулок по лесу…

В приоткрытое окно один за другим влетали комары, надсадно звеня над ухом и отвлекая от мыслей. Хлопая наугад в направлении звука, Николай Иванович больно заехал себе по носу, но комариный писк не утих.

Рассудив, что уснуть не удастся, Николай Петрович спустил ноги с кровати, стараясь не скрипеть половицами, вышел на крыльцо и обомлел от огромного, казалось – в полнеба, медового диска луны, висящего над лесом.

Нет! Не напрасно он привёз сюда Федьку. Пусть парень посмотрит, какова она, настоящая Россия, без прикрас и удобств! Чистая, словно потаённый родник. Может, тогда он будет ценить истинное, родное, а не навязанное рекламой по телевизору. Да здесь и телевизора-то нет. И это благо. Мобильник и то брал с трудом, постоянно срывая звонок в глухое молчание.

Подболотье так легло Николаю Ивановичу на душу, что он позвонил сыну и с искренним восторгом рассказал ему, как чудно они с Федькой устроились и в какое живописное место попали.

– А ванна там есть? – взяв трубку, поинтересовалась невестка.

– Конечно, есть! – не кривя душой, заверил её Николай Иванович, помешав палкой в ржавой эмалированной ванне, в которую хозяйка собирала воду для полива.

Ночной ветерок неприятно задувал в лысину. Поискав глазами вокруг себя и не найдя никакой тряпки, Николай Петрович стянул майку и прикрыл голову, тотчас почувствовав, как на голую спину насело несносное комарьё. Пусть. Если перетерпеть первые укусы и не чесать, то комары перестают кусаться. Эту тайну открыл ему в армии друг-сибиряк. Здесь, конечно, не Сибирь, но лес глухой, а деревня уж и совсем пропащая. Всего жителей – шесть старух да таинственная дама за высоким забором.

– Сперва, по осени, нагнали рабочих, и они за пару месяцев дом отгрохали, – полушёпотом, словно боясь огласки, сообщила за вечерним чаем баба Лена, – а потом она и сама приехала. Кто – не знаем. Чёрная шляпа, что мой чугун, брюки, пальто, лицо платком замотано. За забор шмыг и ни гу-гу. Раз в неделю оттуда парень на машине за продуктами в город ездит, а по весне гости наведывались. На трёх чёрных машинах, видать, дорогущих. Да только побыли недолго. Через пару часов уехали обратно.

Других обитателей Подболотья Елена Ивановна охарактеризовала одним словом – «возвращенки».

– Это как? – не сразу понял Николай Иванович странное определение.

– А так. По молодости уехали в город счастья искать. Помыкали горе, состарились да и возвратились в родимый край. Только уезжали павами, а возвернулись щипаными курами, не годными даже в суп. Вот видел у автолавки Валентину, здоровую такую? – Переждав утвердительный кивок, хозяйка продолжила: – Так вот. Валентина эта вышла замуж за местного парня, деревня-то наша тогда огромная была, молодёжи полно. Жить молодые здесь не захотели и вскоре после свадьбы подались в Новгород. Там Валькин муж сразу в гору пошёл. И пяти лет не прошло, как заделался главным инженером автобазы. А это знаешь какая должность была! Денежная да почётная. – Елена Ивановна подняла вверх большой палец. И продолжила: – Валентина в те годы как сыр в масле каталась: хрусталя накупила, сервизов. Веришь, каждую неделю к личному парикмахеру ходила, укладки делала. От нас, односельчан, морду за три квартала воротила, даже не здоровалась. Сынок у них с мужем народился, Славка. Крепкий такой мальчишечка, горластый. Это ещё Вальке гонору прибавило: мол, все вы – дураки, неудачники, а мы, Алексеевы, держим жизнь за хвост и не выпустим. Да только Боженька гордыньку быстро смиряет. Сперва Валька на работе проворовалась, мужу с трудом удалось скандал замять. Потом сын в школе одни двойки носить стал, а потом случилось и вовсе страшное – муж в аварию попал и так ноги переломал, что пришлось оформлять инвалидность. Вальке нет чтоб задуматься о жизни, покаяться. А она озлобилась, роптать начала. Вообще как мегера стала. Кому могла вредить от зависти – всем гадости делала. Так бы и жила в лютой ненависти, да муж умер, а буквально через месяц сын Славка привёл невестку и мать из квартиры выставил. Тут словно глаза у Валентины открылись. Неделю она у меня на руках ревмя ревела, а потом сюда, в родительский дом, наладилась. Первая была, кто вернулся. Сама дом ремонтировала, сама полы стелила и крышу латала. А затем и другим бабам принялась помогать, тем, кого сюда судьба привела. И мне она сарай колотила. Даром что женщина, а хваткая, умелая. У нас, деревенских, руки всякое ремесло помнят, что предками заложено.