– Догадываюсь, – ответил Николай, понимая, о чем пойдет речь.

– Откуда?

– Колоссовский меня абы к кому не отправил.

– Верно! А теперь ответь мне на один вопрос предельно честно. Как ты относишься к существующему в России строю?

– Еще год назад я не задумывался об этом и, вероятно, ответил бы по-иному. Но за год столько событий произошло! Сейчас скажу: существующий строй несправедлив и требует уничтожения. Вы не думайте, я это не из-за того, что случилось со мной, просто это позволило увидеть окружающий нас мир другими глазами, словно шоры с глаз упали.

– Я же говорил – свой парень! – не выдержал молчавший до сих пор Джон, который тоже присутствовал при разговоре. – Его бы еще политграмоте обучить, и будет настоящий идейный борец за мировую революцию.

– Вот ты этим и займешься, – ворчливо заметил Джембаз. – Только не в ущерб тренировкам и выступлениям.

– Так дайте мне настоящее дело! Проверьте меня! – заявил необычайно воодушевленный Коля. – Я не подведу!

Джембаз и Джон переглянулись и засмеялись.

– Э нет! Так дело не пойдет, – заявил Джон. – Мы не террористы, не бомбисты, не анархисты.

А Джембаз счел своим долгом разъяснить:

– Главное для нас – агитация. Нужно, чтобы люди узнали правду. Как сказал один из наших вождей: «Учение лишь тогда становится материальной силой, когда оно овладевает массами» [7]. Поэтому мы ездим по стране, встречаемся с членами местных ячеек, передаем партийную литературу и листовки, восстанавливаем партийные связи.

– Все? – упавшим голосом сказал Николай.

– Пойми, что выступить сейчас, когда самодержавие сильно, а массы оболванены шовинистической пропагандой, – это обречь революцию на поражение. Мы – большевики – считаем, что нужно разоблачать грабительский характер войны. Когда трудящиеся всех стран убивают друг друга ради интересов буржуазии и помещиков. А револьверный треск и разрывы бомб сейчас только помешают, дело и до них дойдет, но позже. Так ты готов вступить в борьбу за Интернационал трудящихся всех стран против власти помещиков и буржуазии?

Николай кивнул. Так он примкнул к большевикам.

Ты посетить, мой друг, желала

Уединенный угол мой,

Когда душа изнемогала

В борьбе с болезнью роковой…

Я не хочу любви твоей,

Я не могу ее присвоить;

Я отвечать не в силах ей,

Моя душа твоей не стоит.

Кондратий Рылеев

Одна тысяча девятьсот четырнадцатый год не выявил победителя и «маленькой победоносной войны» не получилось. Молох войны, как страшное кровавое чудовище, пожирал все новые страны и народы. Русский не одолел германца, но и тевтону не хватило силушки пересилить русского. Германец отвоевал кусочек Польши у самого краешка Российской империи, а русская армия твердо поставила свой сапог на вершины Карпатских гор, согнав австирияков из Галиции. Казалось, что исполнилась вековая мечта великорусского племени: объединить под своим державным скипетром все наследие Киевской Руси. Но враг думал по-иному, и обе силы замерли в ожидании кровавой схватки в следующем году.

Николаю в ту пору стукнуло восемнадцать, и парень чувствовал себя совсем взрослым. Поиски Наталки продолжались, но прежнего энтузиазма уже не было, напротив, возникло стойкое ощущение, что девушка сама не ищет встречи с ним. И если она жива, то появится не ранее, чем сама этого захочет. В чем причина таких «пряток», он не понимал, но было обидно. Приближалась дата турне по южным окраинам России, и волей-неволей поиски должны быть прекращены. Накануне отъезда парень вновь поделился своими сомнениями с Джембазом. Тот неожиданно взорвался:

– Ты, паря, уже определись: едешь ты или не едешь, с нами ты или сам по себе. А то «если бы, ба кабы»… тьфу! – Старый грек смачно сплюнул на землю желтой от жевания табака слюной. – Ты с дворником говорил?