– Пить хочется, – хриплым голосом сообщил он и, пошатываясь, встал, схватил со стола первый попавшийся стакан и выпил.

– Подожди, не на!.. – услышал он возглас Ирхи, когда взгляд его затуманился, а мир вокруг потемнел.


5. Алферна

Он пришел к ней поздно вечером, когда ведьма уже ушла к себе в хижину и оставила девушку наедине со своими страхами. Он заявился на порог глиняной мазанки, наспех достроенной несколько дней назад, и отдернул полог из старой, изношенной и облезлой шкуры.

Алферна подняла на него заплаканные глаза и смотрела, смотрела, спеша насытиться им каждое мгновение, пока он снова не ушел, не бросил ее тут одну, в обществе старой косматой карги. Пока не оставил дожидаться его возвращения, терзаемую надеждой и страхом – придет или нет, живой ли, раненый, или только принесут его исколотое копьями тело, избитое камнями и изрубленное секирами. И каждый раз он возвращался к ней, с тех самых пор, как выкрал из дома ее отца.

– Керрон! – сказала она, гася в себе слезы, поднялась и бросилась ему на грудь. Грудь была непокрытой, волосатой, пахла потом, животными и кровью.

– Я принес козлёнка, – сказал он низким, мужественным голосом, но было в этом голосе что-то особое, что она сразу почувствовала. Что-то было не так. Она испугалась. – И цетрового вина.

– Ты в порядке? Не ранен? – спросила девушка, быстро ощупывая его со всех сторон. Пальцы порхали над горячей кожей, покрывающей бронзовые мускулы. На Керроне была только набедренная повязка и его знаменитая волчья шкура, наброшенная на плечи.

– Нет, все хорошо. Поедим.

Он мягко отстранил ее, сел на пол, и Алферна поспешила расстелить плетёную циновку для ужина. Она расставила квадратные деревянные тарелки, глиняные чаши для вина, ножи. Из кувшина плеснула воды, чтобы разбавить вино, и села рядом, на небольшой скатанный валик. Согнула пальцы в защитный знак, отгоняющий злых духов от пищи, на что Керрон только усмехнулся.

Ели молча, не отвлекаясь. Ножами разрезали запеченного на углях козлёнка, хватали мясо пальцами и запивали сладким цетровым вином, а как наелись, пожевали коры белого дерева, чтобы очистить дыхание.

Керрон посматривал на нее во время еды, но ничего не говорил. Взгляд его, как обычно, был жадным до любви, алчущим ее плоти, но, в то же время, нежным и ласковым. И было в этом взгляде что-то новое, что так испугало Алферну в его голосе: сомнение? Недоверие? Она не понимала, что могла сделать не так, чем могла разочаровать своего возлюбленного.

Она убрала с циновки, и Керрон, как обычно, рывком приблизился к ней, стянул тунику с ее молодого и прекрасного тела, обхватил руками жадно, впился губами в белую шею, как упырь-кровопийца, но Алферна лишь застонала, запуская руки в его волосы. Сильные, ласковые пальцы исследовали ее тело, как в первый раз, и она вся таяла в его объятиях. Ноги дрожали, и Керрон опрокинул ее на ложе из выделанных овчиных шкур, подмял под себя, и они вроде бы лежали, но он как будто держал ее в своих руках, двигался резкими, животными толчками, впивался губами ей в рот, и Алферна вскрикнула, и сладостная судорога выгнула ее дугой, и Керрон тоже зарычал, но она не получила его семя внутрь себя на этот раз.

Она лежала, восстанавливая силы после краткой, но бурной любви, и чувствовала, как сердце охватывает предчувствие непоправимого. Почему он не излился в нее, как прежде? Разве он больше не хочет, чтобы она подарила ему детей, сильных наследников-мальчиков и прекрасных девочек? Алферна боялась спросить.

Керрон тоже лежал, восстанавливая дыхание. По покрытой шрамами коже стекали капельки пота.