Он начал переносить на чертеж мерки, которые записал со слов плотников, читал вслух и переписывал:

– Пятнадцать, четырнадцать и три, тринадцать и восемь, тринадцать и два…

– Прошу прощения, – вдруг перебил его Нико. – Вы сказали «тринадцать и восемь»?

– Да, а что?

– Тринадцать и шесть. Я слышал, что крикнул вам плотник.

– Что за чушь, парень?! Я же записал, вот смотри! – нахмурился Леонардус и показал бумагу Нико, но тот даже не понял, куда смотреть. – Да чего я тебе показываю-то?! Ты же даже читать не умеешь!

– Не умею, господин, – ответил Нико. – Но это не важно. Он сказал «тринадцать и шесть». Вы просто неверно записали, вот и все.

– Кровь Христова, парень… – Леонардус собрался было вернуться к работе, но все-таки отвлекся. – Что ж, хорошо, проверим!

Они вышли на улицу, и Леонардус собственноручно переснял мерки.

– Тринадцать и шесть, и правда, – покачал он головой.

Зайдя внутрь, Леонардус снова склонился над чертежом и внес нужные поправки. На лице появилось любопытство, и мальтиец медленно выпрямился.

– Как ты это сделал? – спросил он.

– Что?

– Запомнил одно число из сотни и понял, что я ошибся. Как ты это сделал?

– Точно не знаю. Просто я это умею, – пожал плечами Нико.

Некоторое время Леонардус молча смотрел на мальчика. От его взгляда Нико стало не по себе, потому что в глазах мастера внезапно промелькнул холод.

– Что я сказал по поводу второго шпангоута? – тихо спросил мастер. – Ты запомнил?

– Да, господин. Его размер определяется двумя наименьшими мерками от средней нижней точки до второй отметки, – произнес Нико, не имея ни малейшего представления, что все это значит.

Леонардус уставился на него, постепенно начиная понимать, что происходит.

– Эль-Хаджи Фарук знает, что ты это умеешь? – спросил он с неожиданной злостью в голосе, и Нико заметил, что все его тело напряглось.

– Да, господин, – сжавшись, ответил Нико. – А что такого? Он сказал, что это хороший фокус для рынка, вот и все. Что когда-нибудь я буду выступать в цирке с мартышками.

Леонардус бросился на Нико, словно тигр, схватил его за плечо и ударил о стену. Задыхаясь, Нико болтался в его руках, совершенно ничего не понимая. Побагровев от гнева, Леонардус орал:

– Ах ты, грязный сын шлюхи! Вонючий подлец! Во имя крови Христа, ты за мной шпионил!

– Нет! – зарыдал Нико. – Никогда! Я не понимаю, о чем вы! Я не шпионил! Я же просто смотрю!

– Да он готов убить за мои секреты! – схватив Нико за запястья, закричал Леонардус. – Ему не удавалось выведать их у меня другим способом, а теперь он получит их от тебя! Что ты ему рассказал??? – рявкнул он, бешено вращая покрасневшими глазами. – Что ты ему рассказал??? – повторил он вопрос, встряхнув Нико, и швырнул его на пол.

– Ничего! – задыхаясь, крикнул Нико. – Его даже нет дома! Никто меня ни о чем не просил!

– И не попросит! – Леонардус схватил со стола острый дексель и шагнул к Нико. – Потому что мертвые не говорят!

Нико закрылся рукой, чтобы защититься от удара острого как бритва инструмента, которым мастер мог бы отсечь ему голову одним махом.

– Умоляю, Леонардус, поверьте мне! Я ненавижу их! Я никогда им ничего не скажу!

Мастер уже приставил лезвие, по шее Нико потекла струйка крови.

– Они тебя заставят! Отрежут тебе пальцы на ногах, как мне! Вывернут тебя кишками наружу и бросят их собакам, а ты будешь смотреть! Сколько ты сможешь хранить тайну, если тебя начнут поджаривать на медленном огне? Ты сам будешь умолять их выслушать тебя, чтобы они оставили тебя в живых!

– Я им навру! Я стану рыцарем! Я никогда не стану помогать им, и пусть отрежут мне пальцы! Я не такой трус, как вы!