За ночь Ламберт приблизился почти вплотную. Теперь его очертания, несмотря на то, что город стоял в низине, были хорошо видны и без бинокля. Тянущиеся к небу высотки, укутавшись в одеяло утреннего тумана, показывали миру только редкие светящиеся окна. Казалось, что дома подмигивают улицам, обещая вскоре выкинуть на них бесконечный поток людей.

– Судя потому, как птеродактиль долго терпел излучение – это биоробот. Я тридцать процентов батарейки на него всадил. Удивительно крепкое покрытие. Броня патрульных по сравнению с ним – бумажная промокашка. Точно биоробот.

– Или мутант какой-нибудь с заниженным болевым порогом.

– Может и мутант, – задумчиво кивнул Кирилл. – Не удивлюсь, если наш дракоша вернется спустя полчаса с латкой на крыле.

Птеродактиль вернулся спустя три минуты. Вынырнул из облаков и понесся на джип.

– Что ему нужно?! – в панике вдавливая кнопку газа в руль, воскликнул Жак.

– Хороший вопрос! – откликнулся Громов. – Поиграть, наверное, хочет, а может – подружиться.

Автомат плевался свинцом, испускал луч смерти, слепил ярким фонарем, но рептилия лишь иногда подергивалась с глухим писком, словно от щекотки.

– Опускай крышу! – проорал Кирилл, когда понял, что в этот раз птеродактиль собирается идти в атаку до конца.

Крыша с едва заметным жужжанием начала выдвигаться из задней части машины. Когда она дошла до середины салона, Кирилл выпустил в бронебойную тварь последние пули. Птеродактиль регенерировал на глазах. Ожоги превращались в пузырящиеся волдыри, которые через несколько секунд лопались, оставляя под собой свежую кожу – еще толще и прочнее. А металл если и причинял рептилии какие-то неудобства, то она этого никак не выказывала.

Громов схватил край крыши и дернул на себя, ускоряя процесс «панциризации». Словно черепаха, ищущая спасения в хрупкости зубов врага, он надеялся на прочность патрульной машины.

В отличие от древних пресмыкающихся, джип еще и двигался. И, чем сильнее нервничал Жак, тем быстрее.

Раздался звук удара, переходящий в скрежет сминаемого металла. Друзей бросило вперед. На мгновение машина, придавленная к земле, заревела и забуксовала на месте. Птеродактиль сделал в крыше восемь вмятин, и теперь в салоне появилась россыпь гигантских пупырышек, словно джип был живым и изрядно замерз.

– Зачем ты сказал про полчаса жизни?! – с суеверным ужасом, риторично спросил Жак.

– Не одному ж тебе пророчествовать, – ответил Кирилл, вставляя в автомат последнюю обойму и заряженный под завязку аккумулятор.

В крышу снова ударило.

– Эх, сюда бы лес. Там бы мы точно схоронились.

– Нашел время мечтать, – всматриваясь в несущуюся под колесами равнину, сказал француз.

Машина зависла в нескольких метрах над землей и с грохотом упала обратно. Крыша покрылась двумя дюжинами пупырышек, пару из которых лопнули, обнажив острые края. Джип завилял, Жак пытался выровнять машину, крутя руль и сбрасывая скорость. Антигравитационная подвеска вышла из строя, не выдержав резкого приземления.

– В этой консервной банке нам точно не выжить, – выбрасывая в окно обе сумки, нервно заметил Кирилл. – Тормози и сразу выскакивай. Ты беги на север, я – на северо-восток. Может, один из нас и выживет. Был рад знакомству, ты храбрый мужик.

– Я за эти дни прожил целую жизнь, – выдавил из себя улыбку Жак.

Лицо его осунулось, кожа стала бледно-синей, а в глазах играл лихорадочный блеск. Но так он казался Кириллу все равно более живым, чем когда разгружал продовольствие на правительственный склад.

– Тормози, – кивнул Громов, приоткрыв дверь.

Жак вжался в спинку кресла, напряг руки и нажал на педаль тормоза. Громов рыкнул – руки дернуло во всех суставах. Едва не опробовав крепость панели и стекла, он все-таки удержался на кресле.