– Так… А ты?

– Папа, я не хотел тебе врать. Она хорошая, но теперь… Тогда.

Отец ударил кулаком в стену.

– А ты-то, сынок, чего? Чего ты ко мне-то побежал?

– А я…

– Говори, как на духу. На месте надо было! Чего побежал?

– Я… Я думал,– мальчик захныкал. Слёзы падали на пол, как страдания на душу.

– Ну! Давай!

– Я думал,– он опасливо рванулся к отцу,– что ты умер. Я испугался. Я думал, зачем она мне, если ты умер.

Ребёнок уже заикался от рыдания. Его лицо маково покраснело. Искупников вбежал в спальню и бросился к окну. Мальчик побежал за ним.

– Ох, зачем же? Зачем ты так?– крикнул Роман и что-то простонал вдогонку.

– Папа, ты что?

– Запомни на всю жизнь, что отец – твой последний человек. Твой отец – пьяница, пропащая душа. Слышишь ли ты меня?

Мальчик заревел ещё громче и начал обнимать отца за колени.

– Папа, папочка! Я люблю тебя! Папочка, как я рад, что ты жив. Не ругайся. Не надо на себя ругаться. Ну их всех… Папочка, ты толкьо не расстраивайся. Успокойся. Ты что плачешь?

Искупников в самом деле рыдал, как и его ребёнок.

– Папа, папочка! Не плачь! Я прошу тебя.

– Уйди, сынок.

– Не плачь, папочка.

– На всю жизнь запомни, отец твой – пьяница. Нет хуже меня человека. До смерти это помни.

– Не буду… Мне всё равно, какой ты… Я тебя люблю.

– Я – сволочь. Пьяница. Это так. Я худший.

– Папочка…

– Ах, ну почему я такой?– Роман всхлипнул и закрыл лицо руками.

– Ты у меня самый лучший. Ты жив, папочка. Мне больше ничего не нужно.

– Уйди, сыночек. Не надо. Уйди отсюда, родной, любимый мой. Иди к матери.

– Не хочу,– мальчик продолжал крепко обнимать его за колени.

– Уйди, сынок.

Он выпроводил мальчика из комнаты и заперся.

– Папа… Папочка! Папочка, открой! Папочка!

Ребёнок ещё долго плакал и стучал кулачонками в дверь.

Его мама, молодая женщина двадцати семи лет, всё это слышала, но долгое время не решалась реагировать. Она расчёсывалась перед зеркалом и размышляла. Что-то постороннее таилось в её душе.

Оксана смотрела в зеркало и видела там смуглую, длинноволосую брюнетку с чёрными, цыганскими глазами, как будто даже колдовскими. Она вглядывалась и, словно не узнавала себя. Причесавшись, она пошла к спальне.

– Открой,– Оксана легонько постучалась в дверь, отодвинув мальчика.

– Ушла, чтоб я тебя не слышал… а то работать пойдёшь,– прокричал муж с той преступной, страстной ненавистью, которую чувствуют только к родным и самым близким людям.

Оксана кокетливо усмехнулась, точно о таком поведении супруга и мечтала весь вечер. Она даже не вздрогнула от того, как её супруг ударил кулаком по столу.

Позже, примерно через полчаса, когда и сын, и сам Искупников успокоились, Оксана услышала, как дверь осторожно, по-заговорщецки приоткрылась. Сама женщина находилась в прихожей, собираясь куда-то уходить.

– Гувернантка, ко мне,– раздалось сверху.

– Зачем?

– Быстро!

– Зачем?

– Сейчас же отыщи мне Андрея,– Искупников так и не показывался из спальни, а лишь кричал и вздыхал, как полоумный.

– Где я тебя его откапаю?

– Позвони… Спроси у сестры номер… Помолись дьяволу… Делай, что хочешь, но достань мне его срочно!..

Оксана вспорхнула по лестнице и оказалось перед мужем. От какого-то детского любопытства она еле удерживалась от смеха.

– Делай, что говорят,– прошептал Роман.

– А тебе зачем?

– Тебя не касается,– сказал, как проклял, Искупников.

Дверь громко захлопнулась.

Минут через двадцать явился Андрей. Ему что-то тихо говорила Оксана в прихожей, когда Роман сбежал с лестницы и схватил юношу за руку.

– К себе иди. А то состаришься,– бросил он в жену.

Андрей в испуге пытался вырваться, но Роман даже не заметил его стараний. До мученической, монашеской боли в груди Искупников о чём-то переживал и ужасно торопился. Им встретился уже окончательно успокоившийся, но ещё с красными глазами сын Романа, Отец и его не заметил. Андрей еле успевал за ним и то и дело спотыкался.