Одесса начала погружаться во мрак украинства.

В неповторимом одесском юморе всё больше стали звучать ироничные нотки, а то и откровенная грусть.

В 2014-ом у печально известного Дома Профсоюзов на Куликовом поле активисты Антимайдана подняли Российский Триколор. Последовавшие зверства изменили город до неузнаваемости, после которых легендарный одессит Михаил Жванецкий сказал, – Одесса умерла.

Кругом нацики, губернатор бывший «презик Грузии», которого Одесса называла не иначе как Сукашвилли. Короче, абсурд такой, что и придумать не возможно. Где уж тут про «семь Я» думать, четверых бы сберечь…

На семейном совете решили женщин и детей вывести в Россию, благо там на Кубани у Лидии Петровны места было достаточно.

Порт уже был под контролем американцев, на Донбассе заполыхала война, единственный относительно безопасный путь по суше вокруг Черного моря. Глава семейства Вадим Юрьевич Подобед поднапряг старые связи и ему пригнали из Европы добротный Форд Транзит на 14 мест.

Прощальный ужин был скромным, без помпезностей.

Попрощаться по тихому заглянули только самые близкие.

На хозяйстве остались Павел и Пётр.

Дорога через Стамбул, Батуми, Тбилиси, Владикавказ, Нальчик и Пятигорск заняла восемь дней с двумя дневными остановками.

Вот он долгожданный Краснодарский край! Здравствуй, Псебай!

Встреча на Эльбе

Обезлюдевший было дом Петровны, после того как дети разъехались по городам, вновь наполнился радостными детскими возгласами.

Благо, что покойный Полуяров был мужиком основательным и оставил после себя крепкий двухэтажный особняк с многочисленными хозяйственными постройками, где когда-то обитали не только куры и гуси, но каждый год откармливался кабанчик, резвились две козочки, дававшие вкуснейшее молоко и обитала с дюжину овечек, которые вместе с козами паслись в большим саду, примыкавшему к горному лесному массиву.

Полуярова, оставшись одна, конечно, грустила, но виду не подавала. Именно по этому, когда Виктор с Ольгой и Иринкой отбыли в Одессу, она никуда не дела своих козочек, а продолжала держать небольшое хозяйство, снабжая бойких торговок местного рынка козьим молоком.

Чтобы счастливые матери не сыпали ей соль на раны, она никогда не продавала молока из дома, просто спрашивая, – Вы будете у меня каждый день по ведру молока покупать? Если нет, то идите на рынок.

Зато теперь Псебайский рынок остался без Петровиного молока.

Четверо своих и четверо свойских внуков изменили всё вокруг до неузнаваемости. У котов, строго оберегавших большой дом от непрошеных мышей, закончилась тихая жизнь… Внучке Оле, которую с рождения все стали называть Лёлей, чтобы не путать с мамой Олей, очень понравились их пушистые хвосты… Мурзик с Васькой стойко терпели её эксперименты, но воли своим когтям не давали, понимая, что это человеческий детёныш, а детёнышей обижать нельзя.

Взрослым оформили вид на жительство и осенью старшие дети пошли в местную школу. Да, это была всего лишь местная сельская школа, без городских изысков с бассейном и электронными досками, за то здесь все говорили по-русски и никто никого ни к чему не принуждал.

Виктор пожил у мамы с месяц и решил вернуться в Одессу, в конце-концов там была наполовину подаренная и наполовину заработанная четырехкомнатная квартира, а также дело, успевшее стать общим.

Возвращаться в Одессу было решено через Москву и Минск, поскольку и там, и там у майора Полуярова были и однокашники, и сослуживцы, повидать которых и обменяться мнениями о происходящем было не лишне.

– Небо, это ты! – воскликнул Смычара, – Сколько лет, сколько зим?!

– Да, Андрей, это я! – отозвался Виктор, – А, лет прошло уже пятнадцать!