Она смотрела мне в глаза очень долго, пытливо. Сказала наконец:

– Почему-то я вам верю, господин майор, хоть сама себе удивляюсь…

– Вот и отлично, – сказал я, подхватывая ее нетяжелый чемоданчик. – Пошли в машину.

Она молча пошла рядом. Поравнявшись с ординарцем, я сказал:

– Вася, это Линда. Едет с нами.

– Как прикажете, товарищ майор, – как ни в чем не бывало ответил Вася и пошел следом.

Некоторое удивление он скрыть не смог, но в общем и целом оставался бесстрастным, словно куперовский индеец – непростым парнем был Вася Тычко, прекрасно знал, что жизнь – штука сложная и в ней может приключиться что угодно. И эмоциям выход давал крайне редко. Я давно уже понял: мне с ним очень повезло…

Линде я нисколечко не соврал: как ни удивительно, безопасные места здесь все же имелись, пусть и не так уж много. Женские монастыри. Мы шли по католическим областям, и они нам попадались. Нацисты были форменным образом повернуты на культе древних германских языческих богов, но христианство не искореняли под корень, у них и капелланы в армии имелись, и женские монастыри в католических областях на юге Германии (мужских, правда, не было, вернее, были, но их по пальцам можно пересчитать, и оставались там совсем уж пожилые – годных по возрасту для службы они в монахи не допускали).

Благо имелся, что называется, живой пример. Две недели назад ребята из разведвзвода моего батальона катили по Германии и узрели на обочине култыхавшую неведомо куда в совершеннейшем одиночестве немецкую девчоночку лет шести, зареванную, обсиканную. Душа и не повернулась оставить ребенка – остановились, взяли в машину, накормили, дали конфет, кое-как в конце концов разговорили. Оказалось, она шла с мамой и другими людьми, с неба налетело что-то грохочущее и громко стрекочущее, все разбежались, а мама и еще двое уснули и никак не просыпались. Сидела она, сидела возле них, проголодалась и пошла, сама не зная куда.

(Я так подозреваю, это снова повеселились наши доблестные союзнички – плохо верится, чтобы наш истребитель стал стрелять по беженцам, не слыхивал о таких случаях.)

Ну вот, а потом они задумались: что же с ней делать и куда прикажете девать? А вскоре им попался женский монастырь, их и осенило. Монахини (сразу видно, перепугавшиеся не на шутку) ребенка приняли.

Вот и с Линдой я рассчитывал проделать то же самое, когда в пределах досягаемости окажется другой монастырь. Задача, конечно, посложнее: взрослая девушка – это как-никак не дите малое, кто их знает, монахинь, они, конечно, служительницы Божьи, но и не святые, в конце концов. Ну, придется извертеться, обаяние включить, поискать у себя дипломатические способности, наконец, сыграть на образе «этих страшных русских». Туманно намекнуть: советское командование заинтересовано в том, чтобы девушка нашла на какое-то время приют в монастыре, и упускать ее из виду не будет. Продуктов им оставить, керосину – они тоже живые люди, а со снабжением у них сейчас не ахти. Ребята, когда пристраивали ребенка, как раз монахиням кое-каких трофейных продуктов оставили. Так что ничего нереального или утопического в моей задумке нет – при грамотной постановке дела вполне может выгореть, посложнее задачи решали на пятерку с плюсом…

Когда мы подошли к машине, я сказал Линде:

– Мне тут пришло в голову… Я пока положу твой чемодан в багажник, а тебе лучше бы умыться. Честно говоря, ты сейчас похожа не на дочь офицера, а на побродяжку.

– Я знаю, – слабо улыбнулась Линда.

– Ну вот… Вася, организуй.

– Есть, товарищ майор! – браво рявкнул Вася, даже каблуками прищелкнул и полез в машину.