Если хоть на секунду впустить в сознание суть происходящего, я сойду с ума. Мне нельзя сдаваться, нельзя позволить страху и слабости взять верх. Иначе не вывезти.

Осев на пол, с какой-то истеричной обреченностью я поняла, почему полицейские сказали идти ночью. В ночных сумерках спрятаться легче. Также стало понятно, почему запустили ветку метро. Передвигаться под землей стало безопаснее, чем по ней…


…вечер

Вещи собраны. Мы набили до отказа большой рюкзак. Одежда, средства личной гигиены, документы и фотография родителей. Я уложила брата спать. Сама же, сколько ни старалась, уснуть так и не смогла. Это наша последняя ночь в доме, и мне невыразимо больно. Здесь прошло наше детство. Самое счастливое и беззаботное время. Не верится, что, как прежде, уже никогда не будет. Мама не встретит на кухне с чашкой ароматного кофе, и они не поспорят с папой, кто везет нас в школу.

Мне совершенно не стыдно признаться, что остаток вечера я просидела в шкафу. Там все еще пахло родителями. Я помнила это запах с детства. Когда они задерживались после смены, я куталась в их одежды и ждала возвращения. А потом родился Кирилл, и мы стали прятаться в шкафу вместе. В те моменты чудилось, будто родители рядом.

Никак не могу свыкнуться с мыслью, что их больше нет. Не верю. Возможно, когда-нибудь… а сейчас мне проще думать, что мама ушла на дежурство, а папа в лаборатории продолжает искать вакцину.

А теперь пора».


3 августа.

На улице пахло смертью. Под ногами ежилась земля, хлюпала гноем. Легкий ветерок, обычно несущий ночную прохладу, сейчас доносил лишь запах тлена. Не спасали даже маски. Впереди, насколько хватало взгляда, чернели трупы. В свете Луны они напоминали сгнившее желе. С вывернутыми наизнанку внутренностями и застывшие в нелепых чудовищных позах. Кристина, как могла, прижимала брата к себе, хотя понимала, он все равно видит.

Окинув взглядом двор, она приняла единственное верное решение – пробираться вдоль домов. Под окнами было относительно чисто, и в случае опасности можно быстро укрыться в подъезде. Сейчас ей приходилось учитывать все, даже собственную тень, иначе не выжить.

Как два воришки, ежесекундно оглядываясь и замирая, они миновали двор и добрались до трамвайных путей. Над головами высилась платформа монорельса. Теперь пустая и безжизненная. До слуха долетало лишь шуршание мусора, гоняемого ветром по бетонным плитам. Проскочив рельсы, путники вышли на широкую асфальтированную дорогу. Фонари не горели, понурив головы, темными силуэтами стояли вдоль дорог, словно приговоренные к смерти узники. В дальнем конце улицы виднелась Останкинская башня. Некогда сияющая миллионами огней, теперь она темным шпилем уходила в небо. Кристина скользнула взглядом до самой верхушки и заметила яркий серп Луны. Ее белесый мягкий свет мазками подсвечивал контуры зданий и крадущиеся тени вдоль домов. Это были люди, такие же как они, откинувшие страх и здравый смысл ради надежды. Тени бесшумно двигались в сторону проспекта. В основном шли поодиночке. Тем, кому посчастливилось, по двое. Семей не осталось.

Присутствие себе подобных, вне сомнений, придало уверенности. Воодушевившись, девушка быстро зашагала в противоположную сторону улицы, туда, где сребристой звездой блестела ракета из Аллеи Космонавтов. Их разделяли пятьсот метров, усеянного трупами и опасностью. На некоторых участках дороги приходилось буквально идти по останкам. Было жутко и до невозможности противно.

Наконец, показался Проспект Мира. Широким коридором он уходил за горизонт. С обеих сторон высились поседевшие сталинки с пустыми черными окнами. Окинув взглядом предстоящий путь, Кристина выдохнула и утерла рукавом катившийся градом пот. Теперь все время прямо не сворачивая. Если бы не брошенные машины, которые приходилось обходить, дорога заняла гораздо меньше времени. А так не меньше часа. Тротуары стали совсем непроходимыми. Помимо трупов, там высились кучи мусора.