Вскоре Мухин зашел в мой кабинет и шепнул на ушко: « Дело в следствие передавать не будем, я решил вербовать насильника». На мой вопрос: «А как же потерпевшая?», он ответил: « Я с ней договорюсь».

И тогда в моей голове возник план по вербовке Потапова. Он, считал, что его посадят и уже смирился с этим. Мое предложение о сотрудничестве было для него «светом в конце тоннеля», и он быстро согласился оказывать помощь в раскрытии преступлений. Я взял с него соответствующую расписку, но при этом слегка схитрил, сказав: «Чтобы все было по закону и у нас было полное доверие друг к другу, ты все – таки должен мне дать письменное объяснение об изнасиловании».

Он все написал своей рукой. Теперь я легко мог его отправить на «зону» лет на пять-шесть. Но…и расписку, и его показания я убрал в сейф. Они были гарантией того, что Потапов не передумает и не откажется помогать мне в работе. «Первый блин», таким образом, отнюдь оказался не комом: в дальнейшем немало преступлений я раскрыл с помощью «Петрова». Года через два он все- таки «выдохся»: его друзья и близкие знакомые сидели – замечу, не без его помощи, и он остался один. Стал жаловаться мне, что в районе на него косо смотрят и переживал, что я его тоже определю, так сказать, в тюрьму за ненадобностью. В принципе, такова судьба всех информаторов. Реально хороший агент – это заведомо плохой человек и, как правило, преступник.

…Кстати, я прекрасно понимал в СИЗО, что единственное место, где можно «отдохнуть» от кого-то из этих «нехороших людей» – это одиночный карцер. Только здесь я был один, если не считать, конечно, крыс, а значит, – в относительной безопасности от каких либо провокаций. А в «родной камере» надо ухо, как говорится, держать остро. Любое неосторожное слово может стать известным оперативному сотруднику, причем в вольной интерпретации. Затем оно может быть приобщено к доказательствам по «моему» уголовному делу. Конечно же, следователю надо юридически грамотно все оформить….

Через полтора года работы в уголовном розыске у меня уже было около пятнадцати «добровольных» помощников: для участка, который я обслуживал, это было достаточно много. Благодаря столь обширной сети информаторов, я знал обо всем, что творилось «на моей земле» (сленг оперативников). Или почти все…. Бывало, договорятся трое воришек совершить кражу ткани со 2-й фабрики, а я их уже жду у дыры в заборе. Оружие выдавали только на дежурство, машин тоже вечно не хватало. Порой я один вел «цугом» троих преступников с рулоном краденой ткани к автобусу и в отдел. Зрелище, как говорится, не для слабонервных. Сопротивления мне никто не пытался оказывать – рассказы о моих рукопашных «подвигах» давно ходили по району.

В 1982 году в городе завелся умелый и ловкий «домушник» – человек, ворующий из домов и квартир. Воровал он в разных районах города, но только – из частных домов, на дверях которых висел навесной замок. Это означало, что внутри никого нет. Проникал ловкач всегда через окно, аккуратно снимая штапики и вынимая затем стекло. Брал все подряд – вещи, золото, деньги. Кстати, нюх на деньги у него был отменный – находил их там, где не всякий и искать бы стал. Известно, что каждый профессиональный домушник имеет свой – неповторимый «почерк». Обычно он характеризуется четырьмя отличиями: временем проникновения, способом, предметами посягательства и местом сбыта краденного.

Будучи уже руководителем розыска, на основе этих практических наблюдений я и разработал схему раскрытия подобных преступлений. Поручил ее реализовать Кунькину – он был закреплен за линией квартирных краж, но он все загубил. Как говорится, скомпрометировал саму идею «на корню». Но это будет несколько позже описываемых событий….