– Садись завтракать, а я побежала, – только что моя радость сидела за столом, и вот ее голос доносится уже из прихожей. – Опаздываю – жуть! Гудрун срочно понадобилось на рынок, а она боялась, что ты опять удерешь, не поев.
Гудрун есть Гудрун. Для нее главное в жизни, чтобы подопечные кушали хорошо и регулярно. Даже если Девять Драконов явятся людям, чтобы в очередной раз изменить судьбы Фимбульветер, наша домоправительница никого никуда не отпустит, пока не покормит. Ничего, подождут творцы мира. А лучше пусть разделят трапезу.
Что перед этим дела земные?
– Герда, – окликнул я бушующую в прихожей метелицу. Стук да гром поспешных сборов на секунду стих.
– Герда, а на этот ваш цветочек дивный постороннему человеку взглянуть можно?
– Если интересно, то можно.
– Естественно интересно. Потом еще и в хронику запишу. Что цвел впервые в десятый день осени десятого года правления Хрольва Ясного, а взлелеяла это чудо Герда Сван, за что честь ей и хвала от восхищенных сограждан и благодарных потомков.
Герда фыркнула.
– А Ларсу Къолю от них же недовольство и порицание за то, что летописи неважным засоряет. Значит, придешь посмотреть?
– Приду, конечно.
Цветущая колючка интересует меня не больше, чем Герду пыльные выцветшие документы былых времен. Просто хочется лишний раз посмотреть на мою радость. Выбраться, что ли, сейчас в прихожую, с кружкой отвара камилки в руках, якобы демонстрируя свою честность по отношению к завтраку? Нет, буду мешать, а Герда и без того уже сильно задержалась.
– И почему на службу надо уходить в рань несусветную? Утром люди должны спать.
– А Гудрун говорит: «Кто рано встает, тому Хандел подает».
– Ошибка. Поддает он, а не подает. Чтобы двигались быстрее, раз встали, а проснуться забыли. Сама подумай, с чего бы это покровитель богатства и торговли кому-то подавал? Он же первейший скряга. Ошиблись раз нерадивые переписчики, и пошло гулять. Поклеп сплошной на Желтого возводят и…
Перестаю нести околесицу, потому что Герда, неслышно подойдя сзади, обняла меня и прильнула щекой к виску.
– До скольки ты вчера читал? Время Кожекрыла? Это же ночь глубокая.
Ну скажите на милость, откуда она, живя через две комнаты, знает, когда я отхожу ко сну?
– Я чувствую, – отвечает Герда, хотя я и не задал вопрос вслух. – Я знаю твое дыхание, как бьется сердце. Я всегда буду знать, что с тобой, где бы ты ни был. Но не всегда могу понять, почему. Ты не спишь, потому что хочется подольше почитать, или читаешь, потому, что не заснуть? Сны плохие снятся?
– Нет, сны… хорошие.
– Утром не проснуться, вечером не успокоиться. Ты ведь камилку пьешь?
– Да, она вкусная.
Почему-то из всей семьи отвар из мелких белых цветочков люблю только я. Остальные считают его пригодным лишь для полоскания больного горла и укрепления волос.
– А ведь она успокаивает.
– Так что, нельзя? – я с сожалением заглядываю в кружку с зеленовато-золотистым отваром.
– Пей на здоровье, только вечером. Тогда уснешь нормально, вовремя. Ладно?
Герда быстро целует меня в висок. Время спустя, вглядываясь в гибельный океанский туман, и прижимаясь лбом к холодным камням проклятой Арахены, и пытаясь вырваться из живого лабиринта Секирного поля, буду я помнить этот поцелуй. Не было и не будет у меня талисмана надежнее.
Хлопнула дверь на улицу, и в кухню, оставив Гудрун в прихожей, радостно влетел Вестри. Чтой-то вы тут делаете? Может, курей едите? Обнимаетесь? Обниматься можно только со мной!
А вот когти нашему песику не мешало бы подстричь.
– Ларс Къоль, не морочь мне голову.
Букинист Магнус Бёрн гневно вздернул на лоб очки и демонстративно уселся в кресло.