В таком случае матушка обычно теряет способность видеть саму себя. Ее служение в Церкви уже оправдывает для нее самой необращенность на свой нрав. Матушка по нраву будет оставаться такой, какая она есть, а по мере обвыкания к Церкви начнет занимать позицию утверждения своих взглядов и порядка той жизни, какую себе завела. Тем более, что в положении матушки она может игнорировать чей угодно указ. Не потому, что так должно быть, но потому, что она себя так поставит. Начнет быть власть характера матушки.

«О женщине сказано «немощный сосуд». Эта «немощь» состоит, главным образом, в подвластности женщины природным стихиям в ней самой и вне ее. В силу этого – слабый самоконтроль, страстность, слепота в суждениях. Почти ни одна женщина от этого не свободна, она всегда раба своих страстей, своих антипатий, своего «хочется». Только в христианстве женщина подчиняет высшим началам свой темперамент, приобретает благоразумие, терпение, способность разсуждать, мудрость»18. Но для этого нужен труд, труд над собой.

Обычно матушке с внешним характером это-то и труднее всего. В ней самой и узы духа, и греховные покровы сердца владеют ею больше и сильнее, чем вера. В то же время там, где внимание ее обращается к благодатным переживаниям, ей нужно учиться различать истинное от ложного, чтобы не войти в худшее обольщение.

Святитель Феофан Затворник останавливается на трех характерных отличиях благодатных возбуждений и естественных состояний, о которых нужно знать каждому христианину.

Благодатное возбуждение – скорбь, что оскорбил Бога и осквернил себя. Здесь есть ясный пример скорби, в то время как иным будет чувство недовольства собою, своим положением, скука и тоска. Недовольство собою возникает от самой же себя, оттого, что начиталась, захотелось большего, а не получается. В скуке вообще нет определенного предмета. Тоска же тем более убивает, мучительна и мрачна, отчего и говорят: «душит тоска». Все эти иные состояния имеют греховный характер. Естественно для духа человека «тоскование о родине небесной, чувство недовольства ничем тварным, чувство глада (голода) духовного. Это – тоска по отчизне, воздыхание, которое Апостол слышал и во всей твари. Однако ж и это не то, что благодатное возбуждение. Оно есть одно из естественных движений или отправлений нашего духа, и одно само по себе немо и безплодно. Благодатное возбуждение на него нисходит и сообщает ему светлость и оживленность»19.

Совесть, пробужденная благодатным возбуждением, и совесть светская, искаженная, низведенная из своего чина. Первая «видит только одного Бога оскорбленного и свои вечные отношения разстроенными»; вторая видит «только себя и свои временные отношения». Первая стоит за волю Божию и славу Его, вторая – «стоит за себя и человеческие правила». Первая «скорбит, что постыдила себя перед Богом, а до людей ей и дела нет», вторая – «скорбит, что осрамилась перед людьми».

Ощущение в сердце «лучшей, совершеннейшей, отрадной жизни при благодатном возбуждении и чувство пробуждения светлых порывов и благороднейших стремлений (движение идей). Эти явления сходны тем, что возвышают над обыкновенным порядком вещей, но они далеко расходятся в направлениях и целях. Цель первого – жизнь в Боге с вечным блаженством, а у последних имеется в виду нечто, конечно, всегда великое, особенное, но временное, конечное, которое суть остатки образа Божьего в человеке – образа разбитого, в котором стремления духа прорываются раздробленно, то одно, то другое, и одно в одну сторону, другое в другую, – нет в нем жизни. Тогда как первое – собрание духа во-едино и сходится оно в чувстве Божества: тут и зародыш жизни. Высшая, Божественная сила благодати, одновременно наитствуя дух, сводит все его стремления во-едино и держит их в сем едином, тогда – и огнь жизни духовной».