– Спасибо за предупреждение! Значит, с женитьбой придется повременить.

Она еще долго не может успокоиться, вскипает как самовар и фыркает, поглядывая на меня. Но все же выписывает направление в плавгостиницу “Ительмен”.

– Вот видите, Верочка Михайловна, – замечает с ехидной улыбочкой ее сотрудница, – не только с женатыми специалистами морока, но и с холостяками хлопот не оберешься.

Бархатная мечет и в нее кинжальный взгляд холодных очей, который, надо думать, должен был испепелить меня. Я спасен.

– С сегодняшнего дня, Брагин, считаетесь в резерве, – поясняет недовольная дама. – Будете ждать направление на судно. Ясно?.. Каждый день к восьми сюда – как штык. Ясно?

Сивашов терпеливо ждет в коридоре.

– Ну, как? Не съела?.. Говорят, мужчин ненавидит. Особенно моряков. Третий раз разводится…

– Откуда такие новости?

– Так, – пожимает он плечами. – Информация от Сохи.

– А-а! О-о!..

Соха – это наш третий сокурсник, выбравший на распределении Владивосток. Он отличается пронырливостью в вопросах быта или точнее – бытия. За ним закрепилась кличка Соха, потому что фамилия – Сохов, и потому что он глубоко “пашет”. А Моцарт, он потому Моцарт, что играет на фортепиано, лабает на ударных, даже пописывает стихи. Сейчас в рябеньком набивном пальто с черным воротником смело походит на супер-шпиона из западного боевика.

– Ну что, закинем твой «угол» на «Ительмен» и гребем на “шип” к Плугу? – спрашивает он.

– Ба! Значит, Соха уже умудрился заполучить коробку?

– Не знаешь Соху?! На месяц раньше нас прискакал. Отпуск не стал гулять! И как видишь, обскакал собачий сын!

– Силен бродяга!..

Порт бьет в лицо ветром со снегом.

Шорох льдин у причалов. Едкие запахи слежавшихся на складах и в трюмах судов грузов, как-то: соленая селедка, мороженные кальмары, комбикорма для уток и свиней, китовый жир и мясо, сливочное масло и соленые грибы. Стаканный перезвон портальных кранов. Зубовный скрежет железнодорожных вагонов. Зеленые виноградные гроздья сосулек, свисающие гирляндами с якорей и швартовных концов. На железнодорожной стрелке кукарекает паровозик, расталкивая по путям цыплячьи выводки желтопузых рефрижераторных вагонов. На палубе дизель-электрохода “Краматорск” матрос-тальман играет в снежки с курносой, розовощекой, как матрешка, грузоотправительницей. Та, забыв о своих обязанностях, хохочет и извивается, как в танце. Портальные краны, серьезные как жирафы, вытягивают и без того длинные шеи, выуживая из зевающих пароходных трюмов “парашюты” груженые ящиками снабжения…

Сивашов выводит меня на мыс, где причалы составляют прямой угол. Здесь кормой к берегу стоит четырехтрюмный пароход с красивой обтекаемой надстройкой. «СВЕТЛОГОРСК» – читаю на корме. Чуть ниже порт приписки: «ВЛАДИВОСТОК». На палубе – веселый перестук молотков, как в кузнечном цеху. Матросы обивают ржавчину в ватервейсах. Вахтенный у трапа, как медведь, закутанный до бровей в тулуп, останавливает нас:

– Куда, орлы?

– К третьему штурману. Он на вахте!

– Щас вызову! Не торопись.

Матрос нажимает кнопку звонка, через пару минут на кормовом переходном мостике появляется знакомая коренастая фигура, облаченная в форменную куртку с двумя золотыми лычками на погончиках. Соха по-хозяйски машет вахтенному матросу:

– Пропусти, Пятаков! Свои!

Мы с Моцартом поднимается на мостик.

– Привет, Соха!

– Салют, бичи!

Рукопожатия. Толчки. Объятия.

– Прошу ко мне в каюту, господа-офицеры!

Соха респектабелен, как англичанин.

– Падайте в кресла, парни! Я – на минуту! С чифом меню сочиняем на завтра.

В каюте тепло, по радио звучит ноктюрн “Ветерок в пустыне”. За иллюминатором, точно атомный взрыв – ослепительное сияние противоположного берега Золотого Рога, сверкающего стеклами бесчисленных окон.