⁃ Так, вроде ничего не забыл, – сказал баталер, почесав репу.

⁃ Да там и нет больше ничего, – добавил один из матросов в тельняшках.

⁃ Да хрен его разберёт, у всех разные вещи, и все время чего-то не хватает, я удивлён, что у этих все на месте. Так, вещмешки переверните и потрясите, покажите, что пустые! – потребовал баталер.

Все перевернули вещмешки, и я нехотя сделал то же самое. «Доширак» вместе с рассыпанными остатками, естественно, покинул вещмешок и рухнул прямо на отполированный пол.

Я скривился в лице, ожидая удара с любой стороны, но лишь услышал:

– Ну мать твою, только помыли все!

Когда я раскрыл глаза, вокруг стояли несколько матросов, качали головами и причитали, глядя на рассыпанный по полу доширак.

– Напра-во! По одному в баталерку заходите и сдавайте ваши вещи, форму получите на днях. Нормальную, а не эту зеленью

Мы повернулись и встали в очередь сдавать вещмешки. И вот тут, наконец, появилась возможность все осмотреть. Казарма, как я её себе и представлял, смотрелась достаточно уныло: длинное помещение с кроватями в два ряда, тот ряд, что ближе к окнам, состоял из двухъярусных кроватей, а перед ним одноярусные. Все койки аккуратно заправлены синими одеялами и стояли ровно в одну линию. Позже я узнал, что они равняются по ниточке. У каждой кровати стояла табуретка, у двухъярусных, соответственно, две. На флоте их странно и ласково называют «баночками». Причём весь этот сленг упорно вливается в «синюю» массу и игнорируются какие-либо другие слова. В конце казармы пара розеток, видимо, для зарядки телефонов, у которых постоянно толкутся пара тройка бойцов, поглядывая в оба, рискуют ради пары лишних минут «заряда». Вообще, сотовые телефоны – отдельная тема в армии, которой можно уделить целую главу.

Приблизилась моя очередь сдавать вещи. Я зашёл в баталерку, положил свой вещмешок среди кучи других, видимо, тут я с ним расстаюсь навеки, ну или нет, неизвестно. Мы стояли еще минут пятнадцать, ждали остальных. Это занятие быстро надоело, и мы решили присесть на баночки. Я облокотился на спинку кровати и прикрыл глаза.

Когда же я наконец получу доступ к телефону, надо позвонить родителям, сказать, что добрался. Они, наверное, переживают. Обстановка на удивление вовсе не была враждебной по отношению к нам, скорее, суматошной. Не покидало ощущение, что придётся много ждать в начале. Вообще, самое главное испытание в армии – это испытание терпения. Значительную часть времени приходится стоять, строиться, ожидать чего-то, я никогда не думал, что мне придётся столько стоять на одном месте и не шевелиться. В воздухе витает атмосфера беспрекословного подчинения и несвободы и то, что ты теперь сам себе не принадлежишь, а на все действия приходится просить разрешения, очень сильно угнетает, особенно поначалу. Ощущение клетки чувствуется в армии очень остро, и буквально в первый же день я подумал о том, как же здорово было на гражданке. И за каким чертом я вообще сюда пошёл? Ведь сам пошёл, никто меня не принуждал. Помнится, ещё на пятом курсе, где-то в апреле месяце, я зашел в военкомат и сказал, что я студент, заканчиваю вуз и хочу в армию. Женщина, что там работала, посмотрела на меня как на Блаженного, пошла искать моё дело в огромном шкафу, до отказа набитого папками с фамилиями несчастных. Нашла она его минут через десять. Все запылённое, чуть ли не в паутине (тут я приукрасил, конечно, для красного словца). Женщина открыла мое дело и говорит: «Ты в военкомате последний раз был пять лет назад! Ну и что теперь? Служить собрался?» Я ответил, что да, собрался, ведь на работу без военника не берут. После этого меня направили на медкомиссию.