– Да там не разгуляешься, хватит только на сигареты, носки, мыло да туалетную бумагу, – усмехнулся сержант и забрал подписанные бумажки, – теперь ждите, за вами придут.

Пришли минут через двадцать. Был даже момент высоких почестей: к нашей команде лично подошел майор и завел длительную речь о том, как нам повезло, что мы отправляемся на флот, о том, что это большая честь и очень немногие удостаиваются ее. Он сказал, что нас очень мало, и включать для в нашу честь парадный марш не будут, но вместо этого он лично пожмет каждому из нас руку.

– Нале – во! – скомандовал майор после рукопожатия, – в автобус по одному бегом марш!

Мы побежали к автобусу. За спиной я услышал ликование и свист других новобранцев. Этих парней ждала совершенно другая служба, но меня она не касалась. Итак, автобус едет на вокзал, я смотрю в окошко на знакомые до боли улицы. Теперь увижу их только через год.

– Ну понеслась, – выдохнул я.

Опустим все прощания на вокзале. Это момент хоть и очень трогательный, но личный, и к повествованию имеет мало отношения. Скажу только, что старался выглядеть серьезно и не подавать виду, что расстроен. Родители и еще несколько провожающих меня человек делали то же самое, но у них получалось хуже, чем у меня. Мама пришла в темных очках и не снимала их всю встречу, чтобы никто не видел ее вспухшие от слез глаза. Меня проводили до самого поезда, вручили в руки кучу авосек с вкусняшками и посидели со мной внутри вагона. Лица у мамы с папой были такие, как будто еду я на войну. Но родители есть родители, и, конечно, им очень больно отпускать своего сына. Подошло время прощаться. Отец крепко обнял меня, долго не хотел отпускать.

– Береги себя, – он держался стойко, но глаза все выдают.

– Я как приеду, сразу позвоню, будьте на связи, не расставайтесь с телефоном даже в туалете, потому что могу позвонить в любой момент, – сказал я. Говорил я быстро, а отец в ответ только кивал. Время вышло и пришлось нам расстаться. Родители еще долго стояли на перроне, смотря на меня через окно. Я видел эти лица, самые родные на всем свете. Я не мог их подвести, я не мог позволить им краснеть за меня. Я смотрел на них и молил Господа, чтобы этот момент не заканчивался никогда. Я хотел, чтобы у меня было еще немного времени, хоть чуток. И тут поезд тронулся.

«Нормально все будет! Я вернусь мама, слышишь!» – кричал я в окно, пока поезд набирал обороты. Все мои провожающие скрылись из моего поля зрения, с ними вместе ушла и моя гражданская сущность. Теперь все, я – матрос.

Места для всех бойцов были расположены в двух разных вагонах и, конечно, на боковушках (естественно, речь идет о плацкарте). Лейтенант назначил меня старшим над двумя другими матросами и оставил нас одних в вагоне.

– Чтоб без всякой фигни, к гражданским не пристаем, да? Если какие-то вопросы или проблемы, то сразу ко мне, сами ничего, вник? – сказал лейтенант, смотря мне прямо в глаза.

– Так точно, – ответил я.

– Красавчик, – довольный, лейтенант удалился в свой вагон.

Мы, расположившись поудобнее, забрав и расстелив белье на койки, принялись уничтожать все, что нам дали родные.

– Надо все съесть, пока едем, – говорит сослуживец, жуя пиццу, – брат сказал, что по приезде в часть все отбирают, оставляют только уставное: бритву, зубную пасту, щетку и все такое.

– Брат где служил? – поинтересовался другой парнишка. Он был высокий и тощий, но ел как конь.

– В ракетных, он даже на дизеле сидел полгода, с черными подрался.

Начались эти бесконечные байки о том какая жесть происходит в армии. Я старался не слушать. Пока сам не столкнешься, все эти рассказы ничего не значат. В реальной жизни впечатления совсем иные, но соглашусь с тем, что на нервы подобные эпосы хорошо действуют.