Я хотела выйти не территорию, которую считала промышленной. Сперва мне попалась небольшая техническая площадка, там дрыхли феминоиды с железными башками из тех, что чинят канализацию. Я вошла в переход, там сумрачно, сыро. И вот я на заднем дворе. Тут были какие-то склады, а на площадке отстаивалось штук пять или шесть феминоидов, настоящих громил, такие только на задних дворах и водятся, – парочка из них чуть слышно гудели. Помнится, я еще обратила внимание, что с тех пор как была малолеткой, феминоиды заметно апгрейдились и даже фигуры их стали женственнее, чем раньше, хотя что взять с железноголового – их даже в эротинге не смогли использовать.

Словом, прошла я между ними, а им до меня и дела нет – даже и не подумали остановить, хотя прежде я считала, что захаживать в такие закоулки крайне и категорически запрещено (вы удивитесь, но я раньше ужасно верила во всякие предрассудки!).

Гляжу, впереди ограда высотой метра в три или больше, а сразу за ней прозрачная стена – та самая, на которой крепится сфера. Стена в этом месте поднимается вверх на сотни метров, а тут ее край.

И вот, подхожу я к ограде, забираюсь на спящего робота-красильщика и… Омайгат! Это надо видеть своими глазами! С одной стороны стена, с другой – целый океан дикой природы: равнина, кругом – трава высоченная, по шею, а дальше – лес. Я, конечно, и так всегда была в курсе, что там, за стеной, и даже в окно видела краешек леса, но с моего этажа ничего толком не разобрать – стена мутная. И вообще, одно дело представлять или смотреть издали, а другое, когда вот так, прямо перед тобой. Фантастика!

Потом я постаралась все это добросовестно забыть, и у меня даже почти получилось. И все бы хорошо, если бы не этот злополучный вечер четвертого дня седьмой «л» -декады.

Итак, мной правили alcohol и йецерара, это они забрали у меня последние крохи ума, и меня снова потянуло туда – к деревьям, к кустам, к траве… Я решительно шагнула к лифту.

Слышали, чтобы кто-то делал что-нибудь сверх того, что отмечено в планоме? Ахах! – скажем, в хобби у вас записано «вязание крючком», а вы вместо того, чтобы вязать, собираете из бумаги парусники. Это было бы немного странно, правда? У меня в планоме написано: с двадцати ноль-ноль и до сна – прясть на прялке, – а я… ну, даже не знаю, как это назвать, сестрицы. Позже, когда меня тестировали, мне напомнили одно старинное словечко, и оно лучше всего подходит, чтобы объяснить мое неадекватное поведение в тот вечер. Не стану его лишний раз повторять, тем более, многим это слово ничего не скажет, ведь у нас в жизни все так продумано, что смысл в нем давно отпал.

В общем, иду, дрожу от возбуждения, странное такое состояние – аж задыхаюсь. Началось у меня помрачение какое-то. Я проникла уже знакомым путем к стене и вскарабкалась на нее, – мне повезло, что в одном месте стояла прислоненная железная ферма. Пришлось лезть по краю стены сколько-то там метров до первого дерева. Я вспотела, изодрала шорты, волосы выбились из-под берета и все падали на лицо, липли к щекам, а я лезу, пыхчу… Когда уже было близко к дереву, тут учуяла запах, – какой же он был острый, сестрицы, густой: что-то в нем было сладко-йецерарное, очень близкое тому моему желанию, которое меня, собственно, и влекло в темноту. И вот добралась до ветвей – в свете луны они походили на бугристые руки бучей – не таких как мы, а тех, прежних сильных и страшных самцов-мужланов, что никогда не собирались становиться Женщинами.

Я уже говорила, что поэтесса из меня никакая, а жаль, а то я бы вам постаралась передать то, что чувствовала. Уж больно охота изобразить вам все это в стихах, но чего не умею, того не умею.