***

Неожиданно он услышал голос доктора, но совсем с другой стороны.

– Открывайте глаза, оба!

Люк открыл глаза и от неожиданности аж крякнул. Нос к носу с ним покачивался он сам с полуприкрытыми остекленевшими глазами. Точь-в-точь как висельник на эшафоте, даже язык вывалился.

– Ой, уберите ее, сейчас же! – раздался нервный крик На-ты, и вся конструкция немного отодвинулась.

– Наташенька, вы же были в этом теле еще пару секунд назад, а уже его боитесь, – проворковал где-то рядом голос Соломона Яковлевича. – Тем более что вам еще предстоит путешествие назад. Это теперь ваш дом, можно сказать, квартира. Только двухкомнатная. Пока вы в одной комнате, другая пустая, и наоборот.

– Я не полезу в это тело, – запричитала Наташа, – мне и здесь хорошо!

– Ну, дорогая моя, тут выбора нет, – опять закурлыкал Соломон Яковлевич. – Это тело вам родное, я понимаю, но его вы пока не можете эксплуатировать на полную катушку! Уж соберитесь как-то, все же хорошо, просто прекрасно! Я вас уверяю, вы в себя еще не раз вернетесь. А теперь пора и назад! Активация прошла успешно, с чем я вас и поздравляю!

Обратная перезагрузка прошла практически без эксцессов, но Люку почему-то очень не хотелось расставаться с родным туловищем. И переселяться в другое. Еще он почувствовал, что обратно в тело куклы, которое ему сделал Юнька, все-таки вселяться труднее, не так комфортно, что ли, как в родное тело. Но приходилось верить доктору, что это необходимо, потому что ясности было ноль, а в таких случаях кому еще верить?

– Люк! – шепотом позвала Ната.

– Чего?

Они лежали на пуховой перине широкой, как палуба авианосца, кровати в большой темной комнате.

– Никак не пойму, хорошо тут или плохо…

– Не нравится мне этот эскулап, скользкий он какой-то, как этот ихний клеточный бульон!

– Люк, а может ну их всех! Смотри такая перина, как в сказке про Золушку!

– А там была перина?

– Да неважно, просто мы же в этих новых, ну, ты понимаешь, анатомиях, – она прерывисто задышала, – и ощущения должны быть новые…

Через десять минут, когда молодожены, счастливые и расслабленные от любовной неги, откинувшись на подушки, начали засыпать, случилось нечто. А если быть точным, то за тяжелой портьерой у окна кто-то сдавленно, но очень отчетливо чихнул. Молодые разом открыли глаза. Сразу за чихом тот же кто-то опять очень приглушенно и давясь произнес: «Му-ур! Паррдон!»

– Черт! – выругался Люк и сел торчком. – Что такое?

Он рывком вскочил и в два прыжка оказался у занавесок. Ясно, что отдернуть их ничего не стоило.

– Ты кто? – На Люка смотрели два ярко горящих зеленых глаза.

– Му-ур, – ласково сообщили глаза.

– Кто?

– Я в некотором смысле Мефодий, – зеленые зрачки ласково, практически влюбленно моргнули, – Мефодий Крындин, московский уголовный розыск, му-ур, агентурно-оперативный отдел.

Послышался надрывный вздох, а за ним почти страстным шепотом прошелестело:

– Я здесь на задании, му-ур-р!

– Какого черта! Пошел вон, паскудник!

– Я ничего не видел, не слышал и не обонял! – чуть громче ответили глаза и опять ласково моргнули. – Вообще ничего, но я на задании и обязан доложить.

– Доложить что, куда и из какого места? – змеиным голосом проговорил Люк и схватил невидимого кота за шиворот.

– Я при исполнении, а вы не имеете права!.. – вдруг во весь голос заорал замаскированный темнотой шпион.

– Пшел вон, тварь босяцкая! – только и вырвалось у Люка, и он решительным пинком направил кота в ту сторону, где была дверь.

Но мерзкий пакостник каким-то одному ему известным приемом извернулся и врезал черной молнией прямо вверх по шторине. Портьера, не выдержав веса, рухнула вниз вместе с массивным карнизом, но не с котом. Вместо того чтобы свалиться как положено и сдаться в плен, орущий лютым мявом котяра сиганул сначала на люстру, обрушив и ее, а потом с лету вышиб дверную створку и скрылся в глубинах дома.