– Вижу, что все прекрасно справились, теперь пора закругляться!

Он вытащил откуда-то из стены между полок прозрачный шланг и прикрутил его к тройнику на перекладине тележки. От места соединения шли два патрубка, которые были вставлены прямо в желеобразную массу каждой подвешенной груды.

– А ну марш все по своим куклам! – строго произнес Соломон Яковлевич и крутнул крантик на шланге. Тотчас раздалось глоточное бульканье, и по шлангу побежала вязкая жидкость, а сосули стали уменьшаться в размерах, всасываясь в патрубки как насосом. Прошло не более минуты, как на крюках остались покачиваться, как парашютисты на ремнях, два тела, которые были совершенно сухими, а одежда даже как будто выглажена – ни единой складочки.

– Очуметь! – выдохнули хором Люк с Наташей и посмотрели, теперь уже с нескрываемым уважением и страхом, на доктора.

– Ну, это еще не все! – Он отпустил шланг, который втянулся в стенку, и подошел к раздвижной двери, за которой висели Наташины покойники. – Эй, вы там! Готовы?

Дверь скользнула в сторону, и из проема вышли один за другим шестеро абсолютно одинаковых близнецов, белобрысых и покрытых веснушками так, словно их обрызгали из пульверизатора. Они весело толкались, как парубки-призывники в военкомате, и, шпыняя друг друга, беспрерывно веселились.

– Так, галдеж прекратить, не на базаре! – повысил голос Соломон Яковлевич, а потом обернулся к молодоженам: – Это мои помощники, медбратья, так сказать, по разуму. Прошу любить, хотя жаловать не положено! – Потом опять обернулся к близнецам, построившимся в неровную шеренгу: – Представьтесь!

Братья стояли, задорно поблескивали глазами и ухмылялись, но, осознав серьезность процедуры, деловито переглянулись и один за другим шагнули вперед.

– Я – Паша!

– Я – Саша!

– Я – Тоша!

– Я – Гоша!

– Я – Проша!

– Ну, а я – Сигизмунд!

– А почему Сигизмунд? – ошалело спросила Наташа.

– А я последний вылупился! – бодро чеканя слова, совершенно непонятно объяснил крайний левый в шеренге.

– Так-так, шестерка из ларца, одинаковых с лица, – важно надув губы и прохаживаясь перед шеренгой, промолвил Соломон Яковлевич. – Можете идти развлекаться, только чтоб завтра – как из пушки, с первой зорькой все на работу. Куда вы сейчас?

Братья переглянулись и, широко скалясь, наперебой стали излагать.

– Сегодня гонка, Док!

– Тарантулы! Финальный забег, Док!

– Ща по пиву и на стадик!

– Док, а вы птера своего, Леху, дадите смотаться по-быстрому?

– Ладно уж, возьмите…

Близнецы, шумно топая ногами и гогоча, дружно двинулись к выходу, словно футболисты в раздевалку после трудного, но победного матча. Все они были одеты в одинаковые майки-безрукавки с номерами от одного до шести и шорты бежевого цвета. Проходя мимо Люка и Наташи, каждый из них либо двусмысленно чмокал и строил девушке не очень пристойные гримасы, либо просто пялился бесстыжими глазами. Только последний, который назвался Сигизмундом, радушно подмигнул забытому французу – и захлопнул за собой дверь. В комнате стало так тихо, что было слышно, как где-то в глубине огромного дома продолжает глухо стенать коза Элеонора.

– А теперь, молодые люди, ух, самое для вас, безусловно, интересное. – слегка волнуясь, громко проговорил Соломон Яковлевич. – Сейчас, уф, наступает очень важный момент. Момент, когда вы вернетесь, ух, на короткое время, безусловно, – он показал жестом большого и указательного пальцев, насколько короткое, – буквально на две-три минутки, в свои тела. Ух! Это абсолютно необходимо в медицинских целях! В медицинских, ух, прошу заметить, и ни в каких больше! Туда и обратно! Готовы?