Майков Л. Пушкин. СПб., 1899, с. 319.

См. об Анненкове-критике: Кулешов В.И. История русской критики XVIII–XIX веков, М., 1978; Егоров Б.Ф.: 1) П.В. Анненков – литератор и критик 1840–1850-х гг. – В кн.: Учен. зал. Тартуского гос. ун-та, вып. 209. Тарту, 1968; 2) Борьба эстетических идей в России середины XIX в. Л., 1982. Вопросу о значении мемуаров Анненкова посвящены работы Б.М. Эйхенбаума, В.П. Дорофеева, В.И. Кулешова

Анненков П.В. Воспоминания и критические очерки, т. II. СПб., 1879, с. 167–168.

Анненков П.В. Литературные воспоминания. СПб., 1909, c. 668.

Анненков П.В. Письмо к А.В. Дружинину от 12 июня 1861 г – В кн.: Письма к А.В. Дружинину. М., 1948, с. 29.

Анненков П.В. Две зимы в провинции и в деревне. С генваря 1849 по август 1850 года. – Былое, 1922, № 18, с. 4–9

Анненков П.В. Две зимы в провинции и в деревне. – Былое, 1922, № 18, с. 10.

Там же, с. 12

См.: Модзалевский Б.Л. Пушкин. Л., 1929 (где письма И.В. и Ф.В. Анненковых к брату по этому поводу, опубликованные на с. 881–394, ошибочно датированы 1852 г.)

Былое, 1922, № 18, с. 16.

Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. в 16-ти т., т. IV. М., 1948, с. 718.

Труды Публ. б-ки СССР им. В.И. Ленина, вып. 3. М., 1934, с. 78.

П.В. Анненков и его друзья, т. I. СПб., 1892, с. 398–399.

Барсуков Н.П. Жизнь и труды Погодина, т. XII. СПб., 1893, с. 240–241

Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. в 14-ти т., т. XIV. М., 1952, с 253.

Майков Л. Пушкин, с. 320.

П.В.Анненков и его друзья, с. 445–446

Анненков П.В. Отрывок из статьи (1866). – Вопросы литературы, 1979, № 6, с. 141–144

Учен. зап. Тартуского гос. ун-та, вып. 109, е. 85

Анненков П.В. А.С. Пушкин в александровскую эпоху. СПб., 1874, с. V–VI.

Там же, с. VIII. Ср.: Труды Публ. б-ки СССР им. В.И. Ленина, вып. 3. М., 1934, с. 76.

Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. в 16-ти т., т. IV. М., 1948, с. 719.

Оценку места анненковских «Материалов» в истории пушкиноведения см. также в кн.: Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М. – Л., 1986 (см. по указателю имен)

Хотя о самом Шенье и интересе к нему Пушкина в «Материалах» говорится неоднократно

П.В. Анненков и его друзья, т. I. СПб., 1892, с. 387

Барсуков Н.П. Жизнь и труды Погодина, т. XIV. СПб., 1980, с. 170

Цит. по кн.: Модзалевский Б.Л. Пушкин. Л., 1929, с. 292. Письмо в архиве ИРЛИ (ф. 7, № 7, л. 1–3, об.). Полностью не опубликовано

Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Письма, Т. II, М. – Л., 1661, с. 78–79

См. об этом статью Анненкова «Любопытная тяжба» (в кн.: П.В. Анненков и его друзья, с. 393–424)

Цит. по кн.: Модзалевский Б.Л. Пушкин, с. 303

Цит. по кн.: Барсуков Н.П. Жизнь и труды Погодина, т. XI. СПб., 1897, c. 315

Цит. по кн.: Пушкин и его современники, т. VIII, вып. 31–22. Л., 1927, с. 39

Цит. по кн.: Пушкин и его современники, т. VIII, вып. 31–32. Л., 1827, с. 39

П.В. Анненков и его друзья, с. 441

П.В. Анненков и его друзья, с. 437–438, 440.

Там же, с. 440–442.

«Современник», 1854, № 11, p. V, с. 120–121.

Некрасов Н.А. Собр. соч. в 5-ти т., т. V. М. – Л. 1930, с. 198.

Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. в 16-ти т., т. II. М, 1949, с. 427–428

Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. в 16-ти т., т. IV, М., 1948, с. 780.

Добролюбов Н.А. Собр. соч. в 3-х т., т., I, М., 1950, с. 450

Цит. по кн.: Модзалевский Б.Л. Пушкин, с. 322

Пущин И.И. Записки о Пушкине. Письма. М., 1956, с. 55

Авторство Страхова (рецензия ошибочно приписана Н.Ф. Бельчиковым Достоевскому) удостоверяется свидетельством самого Страхова в письме к Л.Н. Толстому от 15 апреля 1873 года (см.: Толстовский музей, т. II. СПб., 1914, с. 29)

Вестник Европы, 1882, № 3, с. 303

Материалы, представляемые теперь публике, преимущественно извлечены из бумаг поэта, а за сообщение некоторых подробностей о жизни его, которые вообще так трудно добываются у нас, приносим здесь искреннюю благодарность родственникам, друзьям и знакомым поэта, благоволившим передать нам свои воспоминания. При самом начале труда нашего покойный Лев Сергеевич Пушкин, Н.И. Павлищев и покойный Павел Александрович Катенин составили для настоящего издания и по нашей просьбе три записки; первый о жизни поэта до приезда его в Москву в 1826 г.{719}, второй о детстве Пушкина (со слов родной сестры его О.С. Павлищевой){720}, третий вообще о своем знакомстве с ним{721}. Записки эти, писанные собственной рукой авторов, находятся у составителя материалов, и многочисленные отрывки из них приведены им в тексте. Две из этих записок отчасти уже знакомы читателям: первая была опубликована вполне, а вторая в отрывках{722}, вероятно с копий, предоставленных авторами лицам, сообщившим их публике.

Показание это, взятое из записки, сообщенной нам сестрой поэта через посредство супруга ее Н.И. Павлищева, противоречит со статьей о детстве Пушкина, напечатанной в журнале «Москвитянин» (1852, № 24), где сказано было, что Осип Абрамович только намеревался жениться на Устинье Ермолаевне{723}

Оба брата, Осип и Иван Абрамовичи, были соседи по деревням. Поместье второго, Суйды, находилось только в 5-ти верстах от Кобрина, где тогда числилось 100 душ. Третий брат, Петр Абрамович, переживший всех их и умерший с лишком девяноста лет от роду{724}, уже был лично известен Пушкину, как увидим ниже

Г. Макаро. – См. «Москвитянин» 1851 года, № 9 и 10{725}

«Путешествие по моей комнате» (франц.). – Ред.

Словесные игры (франц.). – Ред.

Н.И. Павлищев передал нам несколько образчиков его находчивости. «Queile ressemblance y-a-t-il entre le soleil et vous, m-r Pouchkine?» – спросили его раз. «C'est qu'on ne saurait fixer l'un et l'autre sans faire la grimace», – отвечал он тотчас же. (Перевод: «В чем сходство между солнцем и вами, г. Пушкин?» – «В том, что нельзя без гримасы разглядывать нас обоих».) Многие из его возражений имели большой успех в обществе, как, напр., ответ дородной польской даме, спрашивавшей его: «Est-ce vrai, m-r Pouchkine, que vous autres Russes, vous êtes des antropophages: vous mangez de Tours?» – «Non, m-me, – отвечал он, – nous mangeons de la vache, comma vous» и проч. (Перевод: «Правда ли, г. Пушкин, что вы, русские, – антропофаги: вы едите медведей?» – «Нет, сударыня, мы едим коров, вроде вас».)

Вот как А.С. Пушкин отзывался в 1834 году об этом малоизвестном произведении И.И. Дмитриева. Выписываем из его тетрадей: «Путешествие etc. Картинка изображает etc.». Эта книжка никогда не была в продаже, Несколько экземпляров розданы были приятелям автора, от которого имел я счастие получить и свой – чуть ли не последний. Я храню его как памятник благосклонности для меня драгоценной.

«Путешествие etc.» есть веселая, незлобная шутка над одним из приятелей автора. Покойный В.Л. П. отправился в Париж, и его младенческий восторг подал повод к сочинению маленькой поэмы, в которой с удивительною точностию изображен весь В.Л. Это образец игривой легкости и живой шутки.

Искренность драгоценна в поэте. Нам приятно видеть поэта во всех состояниях, изменениях его живой и творческой души, и в печали, и в радости, и в парениях восторга, и в отдохновении чувств, и в ювенальском негодовании, и в маленькой досаде на скучного соседа.

Виноват: я бы отдал все, что было написано у нас в подражание лорду Байрону, за следующие (не) задумчивые и невосторженные стихи, в которых поэт заставляет героя своего восклицать к друзьям: …»

Стихи не были приложены к отзыву Пушкина{726}

Похититель (франц.). – Ред.

«Скажи, за что партер освистал моего «Похитителя»? Увы! за то, что бедный автор похитил его у Мольера». За эти драгоценные подробности мы еще раз повторяем благодарность нашу Ольге Сергеевне Павлищевой, и особенно теперь, когда указания ее почти уже все исчерпаны нами. Сделаем одно замечание. Нельзя ручаться, чтобы стихи, приводимые здесь, не были невольно изменены и отчасти исправлены при передаче их после столь долгого времени.

Пою сражение, выигранное Толи, где пало много ратников, где Павел отличился, а с ним Николай Матюрин и прекрасная Нитуш, рука которой была наградой за эту страшную схватку

Это противоречит другому показанию, что Пушкин не писал русских стихов в малолетстве, но мы оставляем здесь слова г. Макарова. Притом же тут совершенной исключительности допустить нельзя. Пушкин мог погрешить и русским четверостишием в это время

«О, мой бог!» (франц.). – Ред.

В архивах лицея, по свидетельству г. Гаевского (см. «Современник», 1853, № II), сохранены ведомости о дарованиях, прилежании и успехах воспитанников лицея: с 1 ноября 1812 по 1 января 1814 и с 19 ноября 1812 по 1 февраля 1814 года.

В первой, за географию, всеобщую и российскую историю, профессор Кайданов аттестовал Пушкина так: «при малом прилежании, оказывает очень хорошие успехи и сие должно приписать одним только прекрасным его дарованиям. В поведении резв, но менее противу прежнего». Во второй, составленной профессором логики и нравственных наук А.П. Куницыным, Пушкин аттестуется: «весьма понятен, замысловат и остроумен, но крайне неприлежен. Он способен только к таким предметам, которые требуют малого напряжения, а потому успехи его очень невелики, особенно по части логики»

до приятного свидания (франц.). – Ред.

Прилагаем перевод куплетов: «Когда восторженный поэт читает вам свою оду или свое приношение; когда вялый рассказчик тянет слова; когда, наконец, слушаете попугая, не находя ни одного забавного слова, вы спите, вы зеваете в платок ваш, вы ждете нетерпеливо минуты сказать: «до свидания! до свидания!» Но с глазу на глаз со своей милой или с умными людьми наступают минуты истинного блаженства. Вы довольны, вы поете и смеетесь. Старайтесь тогда продолжить мирную беседу вашу и к концу вечера, прощаясь с друзьями и бутылками, пойте: «до свидания! до свидания!»

Немногие помнят теперь землетрясение, бывшее в Москве в 1802 году. Вот начало статьи, помещенной тогда в «Вестнике Европы», изд. Н.М. Карамзина («Вестник Европы», 1802, часть VI, № 21, стр. 69. Москва): «14 октября, в исходе второго часа пополудни, мы чувствовали легкое землетрясение, которое продолжалось секунд двадцать и состояло в двух ударах или движениях. Оно шло от востока к западу и в некоторых частях города было сильнее, нежели в других: например (сколько можно судить по рассказам), на Трубе, Рождественке и за Яузою. Оно не сделало ни малейшего вреда и не оставило никаких следов, кроме того, что в стене одного погреба (в городской части) оказались трещины, а в другом отверстие в земле, на аршин в окружности… Удары были чувствительны в высоких домах; почти во всех качались люстры, в иных столы и стулья. Многие люди, не веря глазам, вообразили, что у них кружится голова. Работники, бывшие на Спасской башне, уверяют, что стены ее тряслися. Те, которые шли по улице или ехали, ничего не чувствовали, и большая часть жителей только на другой день узнала, что в Москве было землетрясение…» А.С. Пушкин был еще очень молод в то время, не более трех с половиною лет. Со всем тем любопытно было бы видеть пушкинское изложение, вероятно, няниных рассказов о необыкновенном феномене

Вот несколько выписок:

Здесь уже является враждебное отношение молодых писателей тогдашнего времени к литературному обществу, известному под названием «Беседы любителей русского слова», о чем будет еще сказано в продолжение нашего труда подробнее

Есть положительное известие, что В.А. Жуковский в то же самое время намеревался написать поэму или стихотворение «Ольга», наподобие Вальтер-Скоттовой поэмы «Дева озера», В легенде об Ольге также говорится, что она первоначально была перевозчицей. Бунт Вадима в Новгороде должен был составлять эпизод в поэме, но В.А. Жуковский оставил намерение без исполнения. Не передал ли он плана стихотворения молодому своему приятелю, начинавшему обращать тогда его внимание на себя? Мы знаем, что еще в 1821 г. Пушкин думал о северной поэме «Вадим» и бросил ее после нескольких попыток{732}

Вот несколько примеров на выдержку:

(Перевод: если так, чем меньшей тем – Итак, солнце светит (нем.). – Ред.)

(Перевод.: Здравствуйте, господа… Когда будет урок верховой езды? (франц.), – Ред.)

и проч.

Первым напечатанным стихотворением Пушкина было послание «К другу стихотворцу» («Вестник Европы», 1814, № 13, подпись Александр Н. к. ш. п.). Известный библиограф наш С.Д. Полторацкий сообщает даже подробности о дне появления первого произведения Пушкина в печати. Вот слова, извлеченные из тетрадей его, наполненных любопытными заметками и сведениями.

«Сколько мне известно, – говорит он, – это («К другу стихотворцу») первое напечатанное стихотворение Пушкина. Оно появилось в свет в субботу, 4 июля 1814 года, потому что 13-я книжка «Вестника Европы», в которой оно напечатано, вышла в свет и раздавалась подписчикам в этот день, что видно из «Московских ведомостей» (№ 53, суббота, 4 июля 1814, стр. 1320, столбец 2-й). Измайлов (Владимир Васильевич), издававший в 1814 году «Вестник Европы», получил это стихотворение еще в апреле месяце, но не хотел его печатать, не узнав прежде имени сочинителя.

Это видно из следующего объяснения, напечатанного в 8-м № «Вестник» Европы» (1814, часть 74, стр. 324):

От. издателя:

Просим сочинителя присланной в «Вестник Европы» пьесы под названием «К другу стихотворцу», как всех других сочинителей, объявить нам свое имя, ибо мы поставили себе законом не печатать тех сочинений, которых авторы не сообщили нам своего имени и адреса. Но смеем уверить, что мы ее употребим во зло право издателя и не откроем тайны имени, когда автору угодно скрыть его от публики».

Книжка «Стихотворения Александра Пушкина. 1828 г. С.-Пб. Типография департамента Народного Просвещения, страниц XI и 192» весьма любопытна. Она издана была, когда сам поэт находился в деревне своей, Михайловском, после службы в Кишиневе и Одессе, снабжена эпиграфом из Проперция и небольшим вступлением от имени издателей, которое выписываем:

«Собранные здесь стихотворения не составляют полного издания всех сочинений А.С. Пушкина. Его поэмы помещены будут со временем в особенной книжке. Мы теперь предлагаем только то, что не могло войти в собрание собственно называемых поэм.

В короткое время автор наш успел соединить голоса читателей в пользу своих поэтических дарований. Мы считаем себя вправе ожидать особенного внимания и снисхождения публики к нынешнему изданию его стихотворений. Любопытно, даже поучительно будет для занимающихся словесностию сравнить четырнадцатилетнего Пушкина с автором «Руслана и Людмилы» и других поэм. Мы желаем, чтобы на собрание наше смотрели, как на историк» поэтических его досугов в первое десятилетие авторской жизни.

Многие из сих стихотворений напечатаны были прежде в периодических изданиях. Иные, может быть, нами и пропущены. При всем том, это первое, в некотором порядке, собрание небольших стихотворений такого автора, которого все читают с удовольствием. Как издатели мы перед ним и перед публикою извиняемся особенно в том, что по недосмотрению корректора остались в нашей книжке значительные типографические ошибки».

Следуя своему правилу, издатели разделили стихотворения по родам, во к каждой пьесе приложили год ее сочинения, чем значительно облегчили хронологическое распределение пьес, которое нами принято за основание издания. Второе издание стихотворений Пушкина (Стихотворения Александра Пушкина. 2 части. 1829 г. С.-Пб., в типографии департамента народного просвещения, стр. 224, 176. Вместо цензурного одобрения на обеих частях: «с дозволения правительства») уже совсем откинуло методу разбора пьес по содержанию и следовало одному чисто хронологическому порядку, что повторяется и в настоящем, предлагаемом публике издании. Кстати, мы увидим позднее, что предисловие к первому изданию 1826, которое приведено выше, было написано по плану и указанию самого Пушкина.

То же самое повторилось и в отношении пьесы «Фавн и пастушка», напечатанной в том же альманахе. Мы находим в «Северных цветах на 1829 год» в статье «Обзор российской словесности за 1828 г.» следующие слова в виде упрека: «Так, еще в «Памятнике муз на 1827 год» напечатаны были отрывки из стихотворения Пушкина «Фавн и пастушка», стихотворения, от которого поэт наш сам отказывается и поручил нам засвидетельствовать сие перед публикой». Обзор подписан О. Сомовым. Но стихотворение сбережено тетрадью барона М.А. Корфа, о которой мы говорили, и таким образом принадлежность его Пушкину несомненна{733}.

В альманахе было всего 7 пьес Пушкина: это тоже уловка издателя альманаха для затемнения дела

Муза.

«Художник, пусть же Геба послужит тебе образцом…» (франц.). – Ред.

Примечание и одобрительный вызов на продолжение поэтических упражнений последовал, кажется, за пьесою «Лициний». До тех пор поэзия молодого Пушкина казалась шалостью в глазах близких ему людей и встречала постоянное осуждение

А не в феврале 1821 года, как сказано, по ошибке, в записках его, приложенных к последнему изданию (1838–41 г.). 1818-й год весьма четко выставлен на рукописи, с которой взят отрывок, там напечатанный. Кстати напомнить здесь один анекдот из этого времени, заслуживающий внимания. Пушкин от природы был суеверен и весьма расположен к объяснению частных событий таинственными, неведомыми причинами, что, может быть, составляет необходимое условие поэтических, восприимчивых организаций. Однажды он зашел к известной тогда гадальщице на кофе, г-же Кирхгоф, которая предсказала ему встречу с другом и весь разговор с ним, потом неожиданное получение денег и, наконец, преждевременную смерть. Скорое исполнение двух первых предсказаний оставило навсегда в Пушкине убеждение, что и последнее должно сбыться непременно… Вот как он сам рассказывал об этом в 1833 году в Казани г-же А.А. Фукс, из статьи которой («Казанские губернские ведомости», 1844 г., № 2) заимствуем эти строки:

«Вам, может быть, покажется удивительным, – начал опять говорить Пушкин, – что я верю многому невероятному и непостижимому; быть так суеверным заставил меня один случай. Раз пошел я с Н.В. В<севоложским> ходить по Невскому проспекту, и, из проказ, зашли к кофейной гадальщице. Мы просили ее нам погадать и, не говоря о прошедшем, сказать будущее. «Вы, – сказала она мне, – на этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее по службе место; потом, в скором времени, получите через письмо неожиданные деньги; а третье, я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь неестественною смертию»

..………………………….

Без сомнения, я забыл в тот же день и о гадании и о гадальщице. Но спустя недели две после этого предсказания, и опять на Невском проспекте, я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил в Варшаве; он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве. Вот первый раз после гадания, когда я вспомнил о гадальщице. Через несколько дней после встречи с знакомым я в самом деле получил с почты письмо с деньгами; и мог ли я ожидать их? Эти деньги прислал мой лицейский товарищ, с которым мы, бывши еще учениками, играли в карты, и я его обыграл. Он, получив после умершего отца наследство, прислал мне долг, который я не только не ожидал, но и забыл об нем. Теперь надобно сбыться третьему предсказанию, и я в этом совершенно уверен…» Так передала г-жа Фукс слова Пушкина. Брат поэта, Лев Сергеевич, сообщает подробности анекдота, не совсем сходные с этим рассказом, но сущность его остается одна и та же{734}.

Сам незабвенный Н.М. Карамзин, принимавший Пушкина часто в кабинете своего царскосельского дома, прочитывал ему страницы своего труда, беседовал с ним об отечественной истории и выслушивал мнения юноши с снисхождением и свойственным ему добродушием{735}. Так как записки Пушкина остались только в отрывках и клочках, рассеянных по разным тетрадям, то мы имеем еще клочок о Н.М. Карамзине, полный глубокого уважения и любви к историографу. В нем Пушкин рассказывает, как одним опрометчивым суждением привел он в гнев всегда ясного, всегда спокойного историка, и как в самой благородной горячности еще выказалась его прекрасная душа{736}. Вообще, В.А. Жуковский, Н.М. Карамзин и А.И. Тургенев всегда стояли к Пушкину в тех постоянно нежных дружеских отношениях, которых не мог изменить он сам, а тем менее посторонние люди или обстоятельства.

В «Сыне отечества» 1818 года, № LI. Подпись была «Св..ч.к»

«О желании» (франц.), – Ред.

Общество это носило еще название высочайше утвержденного «Вольного общества любителей русской словесности». Журнал его «Соревнователь»{737} снабжался особенной оберткой, по окончании каждой части, с заглавием «Труды высочайше утвержденного и проч.» Пушкин поместил в нем с 1819 года 6 пьес: «Эпиграмму» («Марает он единым духом…»), «Дева» («Я говорил тебе: страшися…»), «Мила красавица», «Желание славы», «Елизавете»{738}

«Знаете ли, что он, в сущности, очень хороший человек? Никогда я не поверю, что он серьезно желал повредить Озерову или кому бы то ни было». – «Однако вы так думали; так писали и даже обнародовали; вот что плохо». – «К счастью, никто не читал эту мазню школьника; вы думаете, он что-нибудь знает о ней?» – «Нет, потому что он никогда не говорил мне об этом». – «Тем лучше, последуем его примеру и тоже никогда не будем говорить об этом», (франц.) – Ред.

«Юный господин Аруе» (франц.). – Ред.

Это был рассказ П.А. Катенина, под названием «Русская быль», напечатанный в альманахе о следующим примечанием: «За стихотворение сие обязаны мы А.С. Пушкину, который доставил нам оное при следующем письме: «П.А. Катенин дал мне право располагать этим прекрасным стихотворением. Я уверен, что вам будет приятно украсить им ваши «Северные цветы»«. Пусть вспомнят читатели, что в рассказа П.А. Катенина князь Владимир присутствует на состязании певцов и присуждает женоподобному греку-певцу коня и латы, а русскому его сопернику заветный кубок, данный Святославу императором Циглисхием. «Старая быль» П.А. Катенина, посвященная Пушкину, еще сопровождалась стихотворным посланием к Александру Сергеевичу, в которой автор рассказа, невинно и тонко посмеявшись над романтиками и археологами, т. е. над двумя литературными кругами нашими, говорит, что заветный кубок не потерян и находится теперь в руках автора «Онегина». Пушкин не решился напечатать это послание вместе с рассказом; оно явилось только в 1832 году в «Сочинениях» Катенина (часть 1-я, стр. 98). Пушкин поместил один свой ответ на него в тех ясе «Северных цветах» на 1829 <год>. Это известная пьеса под названием «Ответ Катенину», которая начинается стихами:

И которая без пояснения остается каким-то темным намеком{739}. Всего любопытнее, что когда несколько лет спустя Катенин спрашивал у него, почему не приложил он к «Старой были» и послания, то в ответах Пушкина ясно увидел, что намеки на собратию были истинными причинами исключения этой пьесы{740}. Так вообще был осторожен Пушкин в спокойном состоянии духа!

«Сплетни, комедия в трех действиях в стихах» Павла Катенина, подражание Грессетовой комедии «Le Mechant» (С.-Пб., 1821) представлена была в Петербурге 31 декабря 1820 г. Клеон Грессета переродился у П.А. Катенина в Зельского, но мы никак не могли угадать в тирадах последнего какого-либо намека на Пушкина. Следует сказать, между прочим, что выходки Зельского против современных странностей и обычаев были предтечами, а может быть, и родоначальниками сатирических вспышек Чацкого… Кто знает связь идей; которая существует в известные эпохи между писателями, тот поймет наше предположение. Мы имели, например, в руках неизданную рукописную комедию в прозе «Студент», соч. Катенина и Грибоедова. Действие в ней очень просто. Взбалмошный и упрямый Звонов{741} хочет выдать воспитанницу свою за студента, который говорит не иначе как тирадами из модных писателей. Дело кончается женитьбой молодого, умного человека на воспитаннице. Комедия осталась под спудом, по мысль ее одинакова с «Новым Стерном» князя Шаховского. Все это было только косвенным ответом «арзамасцам»

падать, рушиться; заклепывать (итал.) – Ред.

смешна (франц.). – Ред.

Здесь не место для этого (лат.). – Ред.

Настоящий стих Горация в его оде к Постуму (книга II, ода XIV) таков:

(Увы, Постум, утекают бегущие годы.)

В альманахе «Русская Талия», изд. г. Булгарина (1825), где было помещено несколько явлений 3-го действия «Андромахи» г. Катенина

В том же альманахе г. Булгарина было напечатано несколько сцен из трагедии «Венцеслав», соч. Ротру, переделанной А.А. Жандром

записки (франц.). – Ред.

Прощай, поэт, до свиданья, но когда (итал.). – Ред.

«Невский альманах» г. Аладьина, в судьба которого П.А. Катенин принимал участие{742}

«Эдинбургское обозрение» (англ.). – Ред.

Гвардейскому офицеру Дм. Петр. Зыкову, умершему 30 лет от роду, по указанию П.А. Катенина.

Вот как описывает он молодого автора. «Сочинителя статьи открыл я несколько недель спустя в Дм. Петр. Зыкове. Этот умный молодой человек, страстный к учению, несмотря на военного ремесла заботы, успел ознакомиться почти со всеми древними и новыми европейскими языками, известными по изящным произведениям. Он был не только скромен, но даже стыдлив и, не доверяя еще себе, таил свои занятия от всех. Ранняя смерть на 80 году не позволила ему сотворить имя свое общеизвестным и уничтожила надежды его приятелей» Любопытно, однако ж, что Пушкин приписал «Вопросы» Катенину и при первом свидании с ним в театре сказал: «Критика твоя немножко колется, но так умна и мила, что за нее не только нельзя сердиться, но даже…» П<авел> А<лександрович> перебил его, отказываясь от незаслуженной чести, и даже устроил очную ставку с первым распускателем ложного слуха{743}, но, кажется, это не помогло. Пушкин притворился, что верит отречению, но через год писал опять из Кишинева к брату своему, остававшемуся тогда в Петербурге: «Что делает Катенин? Он ли задавал Воейкову вопросы в «Сыне отечества» прошлого года? Кто на ны?»{744}

и потом над этим смеются, и это всем доставляет удовольствие (франц.). – Ред.

Эпиграмма эта, вместе с другой{745}, тогда же была напечатана в «Сыне отечества», 1820, № XXXVIII. Кстати о журнальных толках. Прилагаем еще первые строки рецензии на поэму, какие находим в журнале «Невский зритель» 1820 г. (часть третья, июль). Они особенно замечательны тем, что составляют отголосок мнения даже друзей Пушкина{746}. (Известно, что в числе редакторов журнала были многие короткие приятели поэта): «Чрезвычайная легкость и плавность стихов, отменная версификация составляли бы существенное достоинство сего произведения, если бы пиитические красоты, в нем заключающиеся, не были перемешаны с низкими сравнениями, безобразным волшебством, сладострастными картинами и такими выражениями, которые оскорбляют хороший вкус».

Выписываем здесь из журнала «Русский вестник» (1841, № 1-й) любопытную статью доктора Рудыковского, встретившего Пушкина в Екатеринославле.

«Встреча с Пушкиным. (Из записок медика)

Оставив Киев 19 мая 1820 года, я, в качестве доктора, отправился с генералом Р<аевским> на Кавказ. С ним ехали две дочери и два сына, один – полковник гвардии, другой – капитан. Едва я, по приезде в Екатеринославль, расположился после дурной дороги на отдых, ко мне, запыхавшись, вбегает младший сын генерала{747}: «Доктор! Я нашел здесь моего друга; он болен, ему нужна скорая помощь – поспешите со мною!»

Нечего делать – пошли. Приходим в гадкую избенку, и там, на дощатом диване, сидит молодой человек – небритый, бледный и худой.

– Вы нездоровы? – спросил я незнакомца.

– Да, доктор, немножко пошалил, купался: кажется, простудился.

Осмотревши тщательно больного, я нашел, что у него была лихорадка.

На столе пред ним лежала бумага.

– Чем вы тут занимаетесь?

– Пишу стихи.

«Нашел, – думал я, – и время, и место». Посоветовавши ему на ночь напиться чего-нибудь теплого, я оставил его до другого дня.

Мы остановились в доме губернатора К<арагеорги>. Поутру гляжу – больной уж у нас: говорит, что он едет на Кавказ вместе с нами. За обедом наш гость весел и без умолку говорит с младшим Р<аевским> по-французски.

После обеда у него озноб, жар и все признаки пароксизма.

Пишу рецепт.

– Доктор, дайте что-нибудь получше, – дряни в рот не возьму.

Что будешь делать? Прописал слабую микстуру. На рецепте нужно написать кому. Спрашиваю: «Пушкин». Фамилия незнакомая, по крайней мере, мне. Лечу как самого простого смертного и на другой день закатил ему хины. Пушкин морщится. Мы поехали далее. На Дону мы обедали у атамана Денисова. Пушкин меня не послушался: покушал бланманже{748} и снова заболел.

– Доктор, помогите!

– Пушкин, слушайтесь!

– Буду, буду!

Опять микстура, опять пароксизмы и гримасы.

– Не ходите, не ездите без шинели.

– Жарко, мочи нет.

– Лучше жарко, чем лихорадка.

– Нет, лучше уж лихорадка.

Опять сильные пароксизмы.

– Доктор, я болен.

– Потому что упрямы. Слушайтесь!

– Буду, буду!

И Пушкин выздоровел. В Горячеводск мы приехали все здоровы и веселы. По прибытии генерала в город тамошний комендант к нему явился и вскоре прислал книгу, в которую вписывались имена посетителей вод. Все читали, любопытствовали. После нужно было книгу возвратить и вместе с тем послать список свиты генерала. За исполнение этого взялся Пушкин. Я видел, как он, сидя на куче бревен на дворе, с хохотом что-то писал, но ничего и не подозревал. Книгу и список отослали к коменданту.

На другой день, во всей форме, отправляюсь к доктору Ц…, который был при минеральных водах.

– Вы лейб-медик? приехали с генералом (Раевским)?

– Последнее справедливо, но я не лейб-медик.

– Как не лейб-медик? Вы так записаны в книге коменданта; бегите к нему, из этого могут выйти дурные последствия.

Бегу к коменданту, спрашиваю книгу, смотрю: там в свите генерала вписаны – две его дочери, два сына, лейб-медик Рудыковский и недоросль Пушкин.

Насилу убедил я коменданта все это исправить, доказывая, что я не лейб-медик и что Пушкин не недоросль, а титулярный советник, выпущенный с этим чином из Царскосельского лицея. Генерал порядочно пожурил Пушкина за эту шутку. Пушкин немного на меня подулся, а вскоре мы расстались. Возвратясь в Киев, я прочитал «Руслана и Людмилу» и охотно простил Пушкину его шалость.

Рудыковский»

Эпилог «Руслана» вместе с добавлениями к шестой его песни напечатаны в «Сын отечества» 1820 года, № XXXVIII. Первый после имени Пушкина имел еще пометку: «26-го июня 1820. Кавказ».

В тетради, с которой печатались «Стихотворения» 1826 <года> и о которой мы уже говорили, пьеса названа была просто «Черное море». Пушкин зачеркнул заглавие и написал вместо него «Подражание Байрону»

Путешествие по Тавриде в 1820 г., соч. Муравьева-Апостола. 1823 г. СПб.

Иван Матвеевич Муравьев

нищего (итал.), – Ред.

Материалы наши для биографии Пушкина были уже окончательно составлены, когда мы получили это письмо Пушкина вполне. Из него оказывается, что оно писано было к Льву Сергеевичу Пушкину из Кишинева, от 24 сентября 1820 года. Так как вместе с тем оно содержит автобиографическое подтверждение всего сказанного нами о пребывании поэта на Кавказе и в Крыму, то и прилагаем его целиком:

«Милый брат, я виноват перед твоею дружбою. Постараюсь загладить вину мою длинным письмом и подробными рассказами. Начинаю с яиц Леды. Приехав в Екатеринославль, я соскучился, поехал покататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновению. Генерал Раевский, который ехал на Кавказ с сыном и двумя дочерьми, нашел меня в жидовской хате, в бреду, без лекаря, за кружкою оледенелого лимонада. Сын его (ты знаешь нашу тесную связь и важные услуги, для меня вечно незабвенные), сын его предложил мне путешествие к кавказским водам; лекарь, который с ним ехал, обещал меня в дороге не уморить; Инзов благословил меня на счастливый путь; я лег в коляску больной, чрез неделю вылечился. Два месяца жил я на Кавказе; воды были мне очень нужны и чрезвычайно помогли, особенно серные горячие; впрочем, купался в теплых кислосерных, в железных и в кислых холодных. Все эти целебные ключи находятся не в далеком расстоянии друг от друга, в последних отраслях Кавказских гор. Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видал великолепную цепь этих гор, ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре кажутся странными облаками, разноцветными и неподвижными; жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной. Кавказский край, знойная граница Азии, любопытен во всех отношениях. Дикие черкесы напуганы, древняя дерзость их исчезает; дороги становятся час от часу безопаснее, многочисленные конвои излишними. Должно надеяться, что эта завоеванная страна, до сих пор не приносившая никакой пользы России, скоро сблизит нас с персианами безопасною торговлею. Видел я берега Кубани и сторожевые станицы; любовался нашими казаками. За нами тащилась заряженная пушка с зажженным фитилем. Хотя черкесы нынче довольно смирны, но нельзя на них положиться; в надежде большого выкупа они готовы напасть на известного русского генерала… Ты понимаешь, как эта тень опасности нравится мечтательному воображению. Когда-нибудь прочту тебе мои замечания об черноморских и донских казаках; теперь тебе не скажу об них ни слова. С полуострова Тамани, древнего Тмутараканского княжества открылись мне берега Крыма. Морем приехали мы в Керчь. Здесь увижу развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи, думал я. На ближней горе, посреди кладбища, увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных, заметил несколько ступеней, дела рук человеческих. Гроб ли это, древние ли основания башни – не знаю. За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнившийся с землею, – вот все, что осталось от города Пантикапеи. Нет сомнения, что много драгоценного скрывается под землею, насыпанной веками. Какой-то француз приехал для разысканий, но ему недостает ни денег, ни сведений. Из Керчи приехали мы в Кефу, остановились у Вроневского, человека почетного по непорочной службе и по бедности. Он, подобно старику Виргилию, разводит сад на берегу моря, недалеко от города: виноград и миндаль составляют его доход. Он имеет большие сведения о Крыме, стране важной и запущенной. Отсюда отправились мы морем, мимо полуденных берегов Тавриды, в Юрзуф, где находилось семейство Раевского. Ночью на корабле написал я элегию, которую тебе присылаю{749}; отошли ее к Гречу без подписи. Корабль плыл перед горами, покрытыми тополями, виноградом, лаврами и кипарисом; везде мелькали татарские селения; он остановился в виду Юрзуфа; там прожил я три недели, мой друг. Счастливейшие минуты жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского. Я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою, снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель екатерининского века, памятник 12-го года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества. Старший сын его будет более нежели известен{750}. Все его дочери – прелесть; старшая – женщина необыкновенная{751}. Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался, счастливое полуденное небо, прелестный край, природа, удовлетворяющая воображение, горы, сады, море! Друг мой, любимая моя надежда – увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского. Будешь ли ты со мной? Скоро ли соединимся? Теперь я один в пустынной для меня Молдавии. По крайней мере, пиши ко мне. Благодарю тебя за стихи, более благодарил бы за прозу. Ради бога, почитай поэзию доброй, умной старушкою, к которой можно иногда зайти, чтобы забыть на минуту сплетни, газеты и хлопоты жизни, повеселиться ее милым болтанием и сказками, но влюбиться в нее – безрассудно…

Прости, мой друг, обнимаю тебя. Уведомь меня об наших; все ли они еще в деревне. Мне деньги нужны, нужны! Прости. Обними же за меня К<юхельбекера> и Дельвига. Видишь ли ты иногда молодого Молчанова? Пиши же мне обо всей братии».

Элегия, написанная Пушкиным на корабле, есть, по всем вероятиям, стихотворение «Погасло дневное светило…», о котором уже упоминали

«Руслан и Людмила» тоже не принесли автору почти ничего, но второе издание двух первых поэм его уже куплено Смирдиным за 7 тысяч рублей ассигнациями. Кстати будет сообщить здесь анекдот о Н.И. Гнедиче, который был одним из первых и самых жарких поклонников зарождающейся славы Пушкина. По прочтении стихов «Бахчисарайского фонтана»

будущий переводчик «Илиады», один глаз которого, как известно, был поражен давней болезнию, говорил шутя, что готов за них отдать и последнее свое око

См. Вольтера: «Histoire des voyages de Scarmentado». («История путешествий Скарментадо» (франц.). – Ред.)

Спешим сказать, что со всеми этими стихотворениями не имеет ничего общего одно стихотворение Пушкина, где тоже говорится о юге Европы, об Италии, и всем ее чудесам противопоставляется вдохновенный образ женщины, любующейся ими. Стихотворение это, начинающееся стихами «Кто знает край, где небо блещет…», написано в 1827 году, а сделалось известно только в 1838-м, уже после смерти автора. В рукописи оно носит двойной эпиграф, в следующем виде: сперва написано Пушкиным «Kennst du das Land…» «Vilh. Meist.»{752} («Ты знаешь ли тот край…» «Вильгельм Мейстер» (нем.). – Ред.), вслед за тем прибавлено

Эпиграф, кажется, объясняется известным в свое время анекдотом: одна молодая русская путешественница после долгого пребывания за границей сказала, что по возвращении на родину весьма обрадовалась клюкве. Пушкин намеревался выразить в стихотворении каприз красавицы, но отделал только поэтическую часть пьесы, соответствующую эпиграфу из «В<ильгельма> Мейстера», и не приступил даже ко второй ее половине… Пародия, мы увидим, не была в его таланте и часто принимала у него серьезные, вдохновенные звуки, ей несвойственные.

Продолжение этой выдержки из письма от 3 декабря 1825{753} тоже прилагаем здесь: «Кстати: кто писал о горцах в «Пчеле»? Какая поэзия! Я<кубович> ли, герой моего воображения?{754} Когда я вру с женщинами, я их уверяю, что я с ним был на Кавказе, простреливал Грибоедова, хоронил Шереметьева{755}. В нем много, в самом деле, романтизма. Жаль, что я с ним не встретился в Кабарде – поэма моя была бы еще лучше. Важная вещь! Я написал трагедию{756} и ею очень доволен, но страшно в свет выдать: робкий вкус наш не стерпит истинного романтизма. Под романтизмом у нас разумеют Ламартина. Сколько я ни читал о романтизме – все не то». Последние слова Пушкина мм объясняем далее в наших материалах

Так, брат поэта рассказывает в своей записке, что однажды, оскорбясь замечанием одной женщины, он потребовал отчета у мужа ее и на нем выместил обиду. Много и других анекдотов от этой эпохи можно было бы собрать. Раз, заметив привычку одной дамы сбрасывать с ног башмаки за столом, он осторожно похитил их и привел в большое замешательство красивую владелицу их, которая выпуталась из дела однако ж с великим присутствием духа, и проч., и проч.

Может быть, на это письмо Пушкин отвечал стихами, первый оригинал которых, весьма несовершенный, разумеется, остался в его бумагах:

* * *

* * *

* * *

Пьеса еще продолжается у Пушкина, но разбор становится невозможен.

Замечательно, что последнее четверостишие попало в «Альбом Онегина»{758}.

Так, например, в одной современной думе Олегов щит имеет герб России{759}. Пушкин заметил несообразность и писал: «Древний герб, св. Георгий, не мог находиться на щите язычника Олега. Новейший, двуглавый орел, есть герб византийский и принят у нас во времена Иоанна III, не прежде. Летопись просто говорит: «тоже повеси щит свой на вратех на показание победы»{760}. Он вообще отзывался об исторических стихотворениях той эпохи довольно строго: «Вообще все слабы изобретением и изложением. Все на один покрой (loci topic!) (общие места (лат.). – Ред.): описание места действия, речь героя и нравоучение. Национального русского нет в них ничего, кроме имен…{761} «Милый мой, – пишет Пушкин к брату из Кишинева по поводу тех же стихотворений, – у вас пишут, что «луч денницы проникал в полдень в темницу Хмельницкого». Это не Х<востов> написал – вот что меня огорчило. Что делает Дельвиг? Чего он смотрит?»{762} Через несколько времени Пушкин возвращается еще на свои заметки в новом письме к брату: «Душа моя, – говорит он, – как перевесть по-русски bevues (оплошности, промахи (франц.). – Ред.)? Должно бы издавать у нас журнал «Revue des bévues» («Обозрение промахов» (франц.). – Ред.). Мы поместили бы там выписки из критик В<оейко>ва, полудневную денницу, герб российский на вратах византийских (во время Олега герба русского не было: двуглавый орел есть герб византийский и означает разделение империи на восточную и западную…). Поверишь, мой милый, что нельзя прочесть ни одной статьи ваших журналов, чтоб не найти с десяток этих bévues. Поговори об этом с нашими, да похлопочи о книгах…»{763} В другой раз он останавливается на стихотворении «Олимпийские игры», напечатанном в «Мнемозине» (1826, т. IV), и снова пишет к брату: «Читал стихи и прозы К<юхельбекера> – что за чудак! Только в его голову могла войти мысль воспевать Грецию, великолепную Грецию, Грецию, где все дышит мифологией и героизмом – славянорусскими стихами… Что бы сказал Гомер и Пиндар? Но что говорят Дельвиг и Баратынский?»{764} Мы видим, что близкое знакомство не мешало Пушкину замечать погрешности приятелей, но он не всегда их высказывал начисто.

Можно заметить последний отголосок идеи, породившей «Демона» в стихотворении, принадлежащем к 1827 г. «Ангел» («В дверях эдема ангел нежный…»); но здесь уже представление смягчается под действием жизни и, может быть, личного опыта. Кстати, прилагаем письмо Пушкина из Одессы к Дельвигу{765}, замечательное, между прочим, и тем, что тут впервые упоминает он о «Ев. Онегине»: «Мой Дельвиг, я получил все твои письма и отвечал почти на все. Вчера повеяло мне жизнью лицейского – слава и благодарение за то тебе и моему П<ущину>! Вам скучно, нам скучно: сказать ли вам сказку про белого быка? Душа моя, ты слишком мало пишешь, по крайней мере, слишком мало печатаешь. Впрочем, я живу по-азиатски, не читая ваших журналов. На днях попались мне твои прелестные сонеты, прочел их с жадностью, восхищением и благодарностию за вдохновенное воспоминание дружбы нашей. Разделяю твои надежды на Языкова и давнюю любовь к непорочной музе Баратынского{766}. Жду и не дождусь ваших стихов, только их получу, заколю агнца и украшу цветами свой шалаш, хоть Б<ируков> находит это слишком сладострастным… Ты просишь «Бахчисарайского фонтана». Он на днях отослан Вяземскому: это бессвязные отрывки, за которые ты меня пожуришь и все-таки похвалишь. Пишу теперь новую поэму, в которой забалтываюсь донельзя{767}. Б<ируков> ее не увидит за то, что он фи – дитя, блажное дитя. Бог знает, когда и мы прочтем ее вместе. Скучно, моя радость. Если б хоть брат Лев прискакал ко мне в Одессу. Где он? Что он? Ничего не знаю… Правда ли, что к вам едет Россини и италианская опера? Боже мой! Умру с тоски и зависти. 16-го ноября. Вели прислать мне немецкого «Пленника»{768}

«О, счастлив, кто никогда не переступал за границу священной земли собственного отечества: сердце его не привязано к предметам, которых нет ему надежды увидеть снова».

Отец поэта, Сергей Львович Пушкин, замечает, что вместе с итальянским языком сын его учился и по-испански{769}

«Верни мне мою молодость…» (нем.). – Ред.

«Стихотворение «К морю» напечатано было впервые в альманахе «Мнемозина» (1824 г., Москва, часть IV) и сопровождалось любопытным примечанием издателей. При стихе «Мир опустел», который в альманахе не имел окончания, сделана выноска: «В сем месте автор поставил три с половиною строки точек. Издателям сие стихотворение доставлено кн. П, А. Вяземским и здесь отпечатано точно в том виде, в каком оно вышло из-под пера самого Пушкина. Некоторые списки оного, ходящие по городу, искажены нелепыми прибавлениями. Изд.». Видно, что и эта пьеса не избегла участи многих других стихотворений поэта{770}. Между прочим, она вошла в состав изданий 1826 г. и 1829 г. с некоторыми изменениями, несмотря на то, что в альманахе печаталась с пушкинского подлинника. (См. примечания наши к стихотворению.) Кстати скажем, что в том же альманахе-журнале «Мнемозина», только в III части (1824 г.), помещено было и стихотворение «Демон», но с такими ошибками, что Пушкин перепечатал его в «Северных цветах» и писал к брату из деревни: «Не стыдно ли К<юхле> напечатать ошибочно моего «Демона»! Моего «Демона»!.. Не давать ему за то ни «Моря», ни капли стихов от меня…»{771} Однако же «Море» было дано: поэт, видно, умилостивился над приятелем

С чернового письма к Н.И. Гнедичу, оставшегося в бумагах Пушкина.{772}

нечто добавочное (франц.). – Ред.

Есть еще и третья заметка Пушкина о «Кавказском пленнике» в письме его к брату из Кишинева от 6 октября 1823 года{773}. «Скажи мне, милый мой, шумит ли мой «Пленник»? Надеюсь, что критики не оставят в покое характера Пленника: он для них создан. Душа моя! я журналов не получаю; – так потрудись, напиши их толки, не ради исправления моего, но ради смирения кичливости моей…»

Фонтаном слез (франц.). – Ред.

Последние строки Пушкина извлечены из журнала Ф.В. Булгарина «Литературные листки» (1824, № IV), где они помещены были в объявлении о скором выходе поэмы{774}. Они составляли часть большого письма Пушкина к одному из своих друзей, которое здесь приводим вполне{775}.

Письмо было получено в Петербурге вскоре после выхода альманаха «Полярная звезда» <на> 1824 <г.> и содержит еще беглую оценку произведений, там напечатанных, именно повести «Замок Нейгаузен», статьи Корниловича «Об увеселениях русского двора при Петре 1-м», статьи «Об удовольствиях на море», арабской сказки г. Сенковского «Витязь буланого коня», мадригала Родзянки «К милой», где были стихи

и наконец стихотворения Плетнева «Родина». В этом же письме есть в конце намек о новой поэме Пушкина, именно о «Ев. Онегине».

«Ты не получил, видно, письма моего. Не стану повторять то, чего довольно и на один раз. О твоей повести в «Полярной звезде» скажу, что она не в пример лучше (т. е. занимательнее) тех, которые были напечатаны в прошлом годе, et c'est beaucoup dire (и это много значит (франц.). – Ред.){776}. Корнилович славный малый и много обещает, но зачем пишет он «для снисходительного внимания», «милостивый государь NN», и ожидает «одобрительной улыбки прекрасного пола» для продолжения любопытных своих трудов? Все это старо, ненужно и слишком пахнет шаликовскою невинностию{777}. Булгарин говорит, что Н. Б<естужев> отличается новостию мыслей, можно бы с бо́льшим уважением употреблять слово «мысли»{778}. Арабская сказка – прелесть. Между поэтами не вижу Гнедича, – это досадно; нет и Языкова – его жаль. «Вчера люблю и мыслю» поместят со временем в грамматику для примера бессмыслицы. Плетнева «Родина» хороша. Баратынский – чудо, мои пьесы плохи{779}. Радуюсь, что мой «Фонтан» шумит. Недостаток плана не моя вина. Я суеверно перекладывал в стихи рассказ молодой женщины:

Впрочем, я писал его единственно для себя, а печатаю потому, что деньги нужны.

Третий пункт и самый нужный с эпиграфом «без церемонии». Ты требуешь от меня десятка пьес, как будто у меня их сотни. Едва ли наберу их и пяток, да и то не забудь моих отношений с <цензурой>». Даром у тебя брать денег не стану; к тому же я обещал К<юхельбекеру>, которому верно мои стихи нужнее, нежели тебе. Об моей поэме нечего и думать. Если когда-нибудь она будет напечатана, то верно не в Москве и не в Петербурге. Прощай, поклон Р<ылееву>, обними Дельвига, брата и братью».

Кстати сказать, чувствительные строки, как называл Пушкин отрывок из этого письма, напечатанный в «Литературных листках», так же точно огорчил Пушкина, при виде их в печати, как прежде опубликование трех стихов в элегии «Редеет облаков летучая гряда…». «Вообрази мое отчаяние, – писал он по этому поводу, – когда увидел их напечатанными, – журнал может попасть в ее руки. Что ж она подумает, видя, с какой охотой я беседую об ней с одним из петербургских моих приятелей… Признаюсь, одной мыслию этой женщины дорожу я более, чем мнениями всех журналов…»{780} В первое время он готов был требовать объяснения, но вскоре предал забвению всю эту нескромность журналистики и даже прибавлял в письме к брату из Одессы от 13-го июня 1824 года, чтоб он оставил все дело без внимания, из уважения к самому себе

«Кавказский пленник», появившийся в 1822 году, издавался потом 4 раза: в 1824, 28, 36 гг. и в полном посмертном собрании сочинений в 1838 г. «Бахчисарайский фонтан» имел тоже 4 издания кроме первого, именно: в 1827, 30, 35 гг. и в полном посмертном собрании. В 1824 году появился, между прочим, немецкий перевод «Кавказского пленника», к которому, для сличения, приложен был весь русский подлинник целиком. Библиографы (см. «Роспись книгам из библиотеки Смирдина»){781} считают этот перевод новым изданием «Кавказского пленника», хотя настоящего издания его от автора в 1824 году и не было. Нет сомнения, что немецкий перевод с его «приложениями» сделал невозможным всякую попытку такого рода. Пушкин был огорчен, жаловался на нарушение авторских прав своих и переписывался об этом с друзьями в весьма сердитом расположении духа. Настоящее 2-е издание поэмы напечатано только в 1828 г.

В первом издании поэмы стих «Твоих язвительных лобзаний…» был заменен стихом «Твоих пронзительных лобзаний…»

В самом заглавии статьи, написанной вообще очень остроумно, заключался колкий намек. Чтобы понять его, надо вспомнить о многочисленных псевдонимах во вкусе Жуи, появлявшихся тогда беспрестанно в журналах. Критики большею частью скрывались под фирмами «жителей Бутырской слободы», «Тентелевой деревни», «Галерной гавани», «Лужницких старцев» и проч. Страницы повременных изданий испещрены именами Вередиковых, Ферулиных, Аристотелидовых и проч. Это был век псевдонимов, никого, впрочем, не скрывавших

местном колорите (франц.). – Ред.

Кстати сказать, что смелость произвольных, хотя иногда и блестящих положений была тогда в моде, как убедится всякий, кто проследит за лучшими обозрениями литературы, писанными в ту эпоху, и за возбужденной ими полемикой. Мы представили один довольно резкий образчик ее в мнении «Вестника Европы» о «Руслане и Людмиле». Из того же журнала выбираем и другой. В 1823 году «Черная шаль» Пушкина, первоначально названная им «Молдавскою песнью», положена была на музыку и, под именем кантаты, исполнялась в московском театре. Журнал, отдавая отчет о новом произведении, сильно упрекал композитора (г-на Верстовского) за то, что он расточил так много музыкального таланта на темное злодеяние каких-то неизвестных людей, молдаван, армян. «Достойно ли это того, – спрашивает критик, – чтобы искусный композитор изыскивал средства потрясать сердца слушателей», и что он будет делать, когда представится ему изображение «исторических и мифологических лиц, занимательных для каждого?» («Вестник Евр<опы>», 1823, № I){782}. Критик смешал важность исторического лица с важностью лица в поэтическом отношении, но этому мнению суждено было возрождаться еще не раз по поводу различных произведений Пушкина

В журнале «Мнемозина» 1824 года, например, была статья, на которую Пушкин писал свои заметки, как увидим после, и о которой упомянул даже в IV главе своего «Онегина»:

Статья называлась «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие». Сочинитель ее принадлежал к романтикам И осуждал элегии вообще и элегии Пушкина в особенности как мелочной род поэзии, не выдерживающий сравнения с парением оды{783}.Мерилом художнического достоинства обоих родов он взял восторг и пришел к заключению, что в оде заключается гораздо более поэзии, чем в элегии.

К тому же разряду запутанных мыслей об искусстве принадлежит и та, о которой упоминает в 1825 г. Пушкин в письме к брату из деревни: «У вас ересь. Говорят, что в стихах – стихи не главное. Что же главное? Проза? Должно заранее истребить это гонением, кольями, песнями на голос: «Один сижу я во компании…» И тому подоб. …»{784} О Жуковском тогда же замечает Пушкин в письме к тому же лицу: «Письмо Жуковского наконец я разобрал. Что за прелесть… его небесная душа. Он святой, хотя родился романтиком, и не греком, а человеком, да каким еще!»{785}

Полагаете вы отыскать следы его шагов (франц.). – Ред.

надменный, гордый Ипполит, даже несколько дикий (франц.). – Ред.

Столь черной ложью и т. д. (франц.). – Ред.

Где были бы вы сами и т. д. (франц.). – Ред.

Кроме разобранных нами произведений, к эпохе бессарабско-одесской жизни Пушкина принадлежит еще план поэмы «Вадим» – вскоре уничтоженной, но из которой известны два отрывка: «Сон» (отрывок из новгородской повести «Вадим») и «Два путника»{786}. В дополнение к картине литературной деятельности Пушкина прилагаем еще числовые пометки, сохранившиеся в тетрадях его на поэмах. Первая глава «Онегина» кончена 23 октября 1823 года, в Одессе{787}; вторая – 8 декабря того же года и там же; третья начата в Одессе же, 8 февраля 1824 года. В сентябре 1824 года Пушкин находился в Михайловском, и в следующем месяце «Цыганы», еще начатые в Одессе, получили окончательную отделку, которая уже совпадает с первыми сценами «Бориса Годунова».

Сведения о месте рождения Пушкина впоследствии неоднократно уточнялись. Согласно новейшим архивным разысканиям, поэт родился в доме И.В. Скворцова на Малой Почтовой улице, угол Госпитального переулка (см.: Романюк С. Где родился Пушкин? – Моск. правда, 1980, 14 сентября).

В современных изданиях печатаются под названием «Начало автобиографии».

Выделяя в набросках автобиографии имя Григория Гавриловича Пушкина, поэт, однако, имел в виду его отца Гаврилу Григорьевича – воеводу, думного дворянина, сторонника Лжедмитрия – изображенного также в трагедии «Борис Годунов» (см.: Пушкин. Полн. собр. соч. Т. VII. Драматические произведения. Коммент. Г.О. Винокура. (Л.), Изд-во АН СССР, (1935), с. 464).

Свадьба родителей поэта действительно состоялась в Петербурге в 1796 году. Ольга Сергеевна Пушкина-Павлищева родилась 20 декабря 1797 года.

Иван Абрамович Ганнибал скончался 12 октября 1801 года.

Кобрино было продано в 1800 году, Захарово куплено в 1804 году.

Цитируемое ниже письмо датируется 6 марта 1827 года.

Стихотворение «Няне» («Подруга дней моих суровых…») относится к 1826 году и, таким образом, не является в точном смысле ответом на приведенное выше письмо.

Николай Пушкин родился 26 марта 1801 года.

Ср.: Шевырев С.П. Рассказы о Пушкине. – В кн.: П. в восп., т. 2, с. 38.

Анненков цитирует пушкинское «Послание к Юдину» (1815).

Посещение Пушкиным Захарова относится к июлю 1830 года (см.: Лернер, с. 215).

То есть в чине статского советника.

Эти сведения неточны: повар В.Л. Пушкина торговцем не стал, умер не ранее 1838 года (см.: ЛН, т. 58, с. 350).

С.Л. Пушкин познакомился с Шимановской в Варшаве, где служил в 1814 году; в 1827–1831 годах знаменитая пианистка вместе с дочерьми проживала в России, к этому времени и относится ее знакомство с А.С. Пушкиным.

В.Л. Пушкин отправился в заграничное путешествие в конце апреля 1803 года и в течение 1803–1804 годов посетил Германию, Францию и Англию. В начале 1803 года написана и шутливая поэма И.И. Дмитриева, опубликованная позднее: «Путешествие NN в Париж и Лондон. Писанное за три дня до путешествия» (М., 1808; отпечатано тиражом 50 экз.).

В.Л. Пушкин – автор широко известной юмористической поэмы «Опасный сосед» (1811).

У Дмитриева «в Лицее» – одном из только что появившихся тогда во Франции средних учебных заведений классического типа. Далее в приведенном отрывке «Путешествия» упоминаются модные имена тогдашнего Парижа, новинки парижской жизни.

Пантеон – место погребения выдающихся деятелей Франции, был открыт в 1802 году.

Отряд телохранителей Наполеона, привезенный им во Францию из Египта.

«Дух Массильйона, епископа Клермонского, или Мысли, избранные из его творений о различных предметах нравственности и благочестия».

Речь идет о сестре А.С. Пушкина О.С. Пушкиной-Павлищевой.

Имеются в виду «Сравнительные жизнеописания» Плутарха во французском переводе Амио (издание 1783–1787 или 1801–1806) и французский прозаический перевод «Илиады» и «Одиссеи» (издание 1780–1785 и 1787–1788).

См. «Биографическое известие об А.С. Пушкине» Л.С. Пушкина (П. в восп., т. 1, с. 58).

Анненков имеет в виду Мольера.

«Генриада» (1723–1728) – эпическая поэма Вольтера, прославляющая короля Генриха IV; в сознании русских читателей XVIII века – центральное произведение писателя.

См.: Макаров М.Н. Александр Сергеевич Пушкин в детстве. (Из записок о моем знакомстве). – С, 1843, т. 29, с. 375) (тоже: П. в восп., т. 1, с. 55).

Такое чтение было в ту эпоху приметой высокой речи.

О чтении стихов на лицейском экзамене Пушкин пишет во фрагменте «Державин» своих воспоминаний, а также во второй строфе VIII главы «Евгения Онегина».

В Благородном пансионе при Царскосельском лицее воспитывались, в частности, Л.С. Пушкин и П.В. Нащокин (см.: П. в восп., т. 2, с. 184).

Из стихотворения «В альбаум» (напечатано в 1820 году). По свидетельству П.А. Плетнева (не вполне, впрочем, достоверному), эти стихи были написаны на другой день после выхода из лицея (см.: Переписка Я.К. Грота с П.А. Плетневым, т. I. СПб., 1896, с. 538).

См. «Воспоминания о детстве Пушкина» С.Д. Комовского, написанные специально для Анненкова (П. в восп., т. 1, с. 67).

См.: Гаевский В. Дельвиг. Статья первая. – С, 1853, февраль, отд. III, с. 72. Ср. также в неоконченной лицейской поэме Пушкина «Бова» (1814): «разбирал я немца Клопштока // И не мог понять премудрого!»

См. записку Комовского и примечания к ней М.Л. Яковлева (П. в восп., т. 1, с. 66).

Речь идет о литературных играх в доме лицейского преподавателя музыки Теппер де Фергюссона. Приведенные куплеты написаны, вероятно, во 2-й половине 1816 – 1-й половине 1817 года.

Ср. с «Воспоминаниями» Комовского (П. в восп., т. 1, с. 68). Не следует, однако, преувеличивать реального или возможного влияния на Пушкина архаиста и педанта Кошанского. Об ироническом отношении, установившемся к Кошанскому среди лицеистов, говорит, в частности, адресованное ему стихотворение Пушкина «Моему Аристарху» (1815).

Точнее – «Юные пловцы». О лицейских журналах и сборниках см.: Томашевский, с. 705–718.

Ср. с набросками неоконченной статьи Пушкина «Дельвиг» (не позднее 1834 года).

Этим источником была «старинная повесть в двух балладах» В.А. Жуковского «Двенадцать спящих дев» (1810–1817; первая часть опубликована в 1811-м, полное издание – в 1817 году).

Речь идет о так называемой «программе автобиографии» (иначе – «первой программе записок»), предположительно датируемой 1830 годом.

Сад в Москве, около дома кн. Н.Б. Юсупова, место прогулок маленького Пушкина.

На официальном открытии лицея 19 октября 1811 года А.П. Кунидын произнес речь, имевшую большой успех.

Вероятно, следует читать «Чачков».

Согласно признанию самого Пушкина, записки, над которыми поэт работал в 1821 году, были уничтожены им после подавления восстания декабристов (см. «Начало автобиографии»). Вероятно, это произошло в апреле – августе 1826 года (см.: Левкович Я.Л. Когда Пушкин уничтожил свои записки? – Временник, 1979. Л., 1982, с. 102–106). Видимо, в то же время Пушкиным были уничтожены и его записи лицейских лет.

См.: «Table-talk» (1830-e гг.).

У Пушкина «28 ноября».

«Венчанье» драматурга А.А. Шаховского происходило в доме А.П. Буниной 24 сентября 1815 года – на следующий день после первого представления пьесы Шаховского «Урок кокеткам, или Липецкие воды», осмеивающей Жуковского. Появление этого произведения было воспринято окружением Жуковского как открытый вызов и стало поводом для создания литературного общества «Арзамас».

Видимо, имеется в виду лицейский товарищ Пушкина Семей Семенович Исаков (1798–1831).

Вероятно, речь идет о книге Антуана Кондорсе (1787).

Несохранившуюся комедию «Философ».

Философский роман Пушкина «Фатам, или Разум человеческий» не сохранился. (См. о нем: Томашевский, с. 35–38.)

См.: Пушкин С.Л. Замечания на так называемую биографию Александра Сергеевича Пушкина, помещенную в «Портретной и биографической галерее». – 03, 1841, т. XV, с. III (приложение).

Записанные Пушкиным куплеты (так называемые «национальные песни» лицеистов) являются продуктом коллективного творчества воспитанников лицея.

Цитата из стихотворения В.А. Жуковского «Певец» («В тени дерев, под чистыми водами…», 1811).

Запись в лицейском дневнике (29 ноября 1815 г.).

«Сон» («К сну») – лицейская редакция стихотворения «К Морфею».

Стихотворение «К Наташе» (1814 или 1815) обращено к горничной фрейлины В.М. Волконской; стихотворение «К молодой актрисе» (1815) – к крепостной актрисе домашнего театра графа В.В. Толстого.

Запись от 17 декабря 1815 года.

Стихотворение «К сестре» («Ты хочешь, друг бесценный…»), как и перечисленные далее, относится к 1814 году. Первые же из дошедших до нас лицейских произведений Пушкина – стихотворения «К Наталье», «Несчастие Клита» и неоконченная поэма «Монах» (датируются 1813 годом); при жизни Пушкина эти сочинения (см. рукопись) опубликованы не были.

Имеется в виду стихотворение «Пирующие студенты».

Первоначальное название стихотворения «Александру» («Утихла брань племен; в пределах отдаленных…»), написанного Пушкиным по заказу начальства.

Год написания этого, а также ряда перечисленных ниже стихотворений Пушкина точно не известен.

Среди лицейских стихотворений Пушкина два носят название «Разлука». В данном случае имеется в виду «В последний час, в сени уединенья…»

Стихотворение «В.Л. Пушкину» («Что восхитительней, живей…») было впервые опубликовано в альманахе «Полярная звезда» на 1824 год.

Это раннее стихотворение было напечатано Б. Федоровым (вероятно, без ведома Пушкина) в неполном и неточном виде.

Измененная цитата из статьи «Опровержение на критики» (1830).

Из статьи «Опровержение на критики».

Из стихотворения «Наперсница волшебной старины…» (1822).

Неоконченная лицейская поэма (1814), написанная под влиянием сказки в стихах «Илья Муромец» Н.М. Карамзина, поэмы А.Н. Радищева «Бова», «Орлеанской девственницы» Вольтера и других произведений. К сюжету сказки о Бове-королевиче Пушкин возвращался и позднее (1822).

В.А. Жуковский, автор баллады «Людмила» (1808).

Речь идет о записи, сделанной Пушкиным 30 декабря 1828 года в альбоме поэта и прозаика, литературного критика Н.Д. Иванчина-Писарева (1790–1849) (см.: Иванчин-Писарев Н.Д. Альбомные памяти. I. Уважение Пушкина к стихам Батюшкова. – Мс, 1842, ч. 2, № 3, с. 147).

Музыку на пушкинские слова написали лицеисты Яковлев и Корсаков, сочиненный таким образом романс был очень популярен в Царском Селе в 1815–1817 годах.

С.Д. Комовский (см.: П. в восп., т. 1, с. 66–67, 69).

«Елисей» – ироикомическая поэма В. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» (1771).

Имеются в виду только мужчины.

См.: П. в восп., т. 1, с. 184, 187.

Пародия Пушкина датируется 1818 годом.

Измененная цитата из письма к А.А. Бестужеву от 30 ноября 1825 года («Ты – да, кажется, Вяземский – одни из наших литераторов – учатся; все прочие – разучаются»).

Кифера – одно из наименований богини любви и красоты Афродиты в Древней Греции.

Портик – крытая галерея, место бесед античных философов с учениками.

Речь идет о памфлете Д.Н. Блудова «Видение в какой-то ограде, изданное обществом ученых людей», направленном против Шаховского и его сторонников. Содержание памфлета подало мысль об учреждении литературного общества «безвестных любителей словесности» «Арзамас» (1815–1818), объединившего В.А. Жуковского, П.А. Вяземского, Д.В. Давыдова, Д.Н. Блудова, В.Л. Пушкина, А.И. Тургенева и других.

Под видом тучного человека, остановившегося в арзамасском трактире, был изображен А.А. Шаховской.

Он состоялся 14 октября 1815 года по инициативе С.С. Уварова (см.: Арзамас и арзамасские протоколы. Л., 1933, с. 38–39).

Участником литературных схваток «Арзамаса» Пушкин ощущает себя уже в лицейские годы. Формально поэт был принят в общество по выходе из лицея; заседание, на котором Пушкин выступил с речью в стихах «Венец желаниям! Итак, я вижу вас…», состоялось в сентябре – октябре 1817 года. До нас дошли лишь отрывки этой речи, сохранившиеся в памяти слушателей.

Точнее, следует говорить не об «Арзамасе» как таковом (общество прекратило свое существование в 1818 году), а о деятельности писателей-арзамасцев.

Речь идет о предисловии Вяземского к первому изданию «Бахчисарайского фонтана», написанном по просьбе Пушкина, – программной статье «Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или Васильевского острова».

Батюшков отбыл на дипломатическую службу в Италию 19 ноября 1818 года. Последние десятилетия жизни поэта (после 1812 года) были омрачены психическим заболеванием.

Шестая (последняя) песнь поэмы «Руслан и Людмила» была завершена Пушкиным в ночь на 26 марта 1820 года и в тот же день прочитана у Жуковского. После чтения Жуковский подарил Пушкину свой портрет с надписью «Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму «Руслан и Людмила». 1820, марта 26, великая пятница».

Послание «Юрьеву» («Любимец ветреных Лаис…») написано весной 1820 года.

Ольга» (1816) – баллада Катенина. Описанный эпизод см. в «Воспоминаниях» Катенина (П. в восп., т. 1, с. 183). О литературной позиции Катенина см.: Тынянов Ю.Н. Архаисты и Пушкин. – В кн.: Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. М., 1969, с. 23–121.

«Все пленяет нас в Эсфири…» (1820).

«Я в шутках называл его <…> le jeune Mr. Arouet; сближение с Вольтером (наст, фамилия Аруэ. – А.К.) и каламбур: à rouer, где бранное слово, как у нас лихой, злодей и тому подобное, принимается в смысле льстивом». (Катенин П.А. Воспоминания о Пушкине. – В кн.: П. в восп., т. 1, с. 185).

Имеется в виду статья Грибоедова «О разборе вольного перевода Бюргеровой баллады «Ленора» (1816).

«Сочинения и переводы в стихах Павла Катенина».

Имеется в виду сцена, в которой граф Гормес дает пощечину престарелому дону Дьегу. Она была сохранена в переводе Катенина.

«…чаша Атреева» – чаша, которую мифический царь Аргоса Атрей подал своему брату Фиесту, наполнив ее кровью убитых детей Фиеста.

Пушкин называет Катенина Эсхилом, имея в виду его работу в жанре трагедии, «отцом» которой считается древнегреческий драматург.

Письмо к Катенину от 19 июля 1822 года.

Квартира Шаховского помещалась на верхнем этаже.

«Театральный майор» – майор Денисевич, ссора Пушкина с которым в театре зимой 1819/20 года едва не привела к дуэли.

«Катенину» («Кто мне пришлет ее портрет…»).

Письмо датируется 1-й половиной февраля 1826 года.

Имеются в виду наброски неоконченной статьи о Дельвиге (1884), опубликованные в 1841 году в посмертном издании сочинений Пушкина. «Стихи одного из его товарищей» – поэтические опыты А.Д. Илличевского.

Письмо к А.А. Дельвигу от 23 марта 1821 года из Кишинева.

Ошибочное утверждение: цитируемый фрагмент, входящий в состав пушкинских «Отрывков из писем, мыслей и замечаний», написав не позднее 1827 года. Дельвиг же умер в январе 1831 года.

В действительности написано в августе 1820 года.

Стихотворение известно под названием «Возрождение».

Поэма «Руслан и Людмила» была завершена весной 1820 года (см. ярим. 13 к гл. III), эпилог написан летом 1820 года, а вступление – в 1824–1825 годах в Михайловском.

В.А. Жуковскому (см. прим. 43 к гл. II).

Автором критического разбора отрывков «Руслана и Людмилы» был сотрудник BE, ученик Каченовского А.Г. Глаголев (см.: ЛН, т. 58, с. 352).

СО, 1820, ч. 63, № 31, с. 231. О связях «Руслана и Людмилы» с литературной традицией см.: Томашевский, с, 356–365.

См. «Опровержение на критики».

«Опровержение на критики».

Автором рецензии был А.Ф. Воейков.

Анненков по необходимости туманно говорит о причинах высылки Пушкина на юг. (Подробнее об этом см.: Анненков, с. 139–142.) Ни в коей мере не скрывавший своей оппозиционности и даже бравировавший ею, Пушкин являлся одним из наиболее заметных вольнодумцев Петербурга; широкое распространение получили его резкие антиправительственные стихи, дошедшие до самого императора. В 1820 году поэт стал жертвой репрессий против политической оппозиции. Первоначально предполагалось сослать его в Сибирь или в Соловецкий монастырь, но в результате хлопот друзей Пушкина (Н.М. Карамзина, Ф.Н. Глинки, П.Я. Чаадаева и других) наказание было смягчено, формально же ссылка получила вид служебного перевода.

Екатеринославль (Екатеринослав) – ныне Днепропетровск.

«Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года».

Ныне Краснодар.

Стихотворения «Дорида» (1819) и «Дориде» (1820) написаны еще в Петербурге.

Это описание поездки в Крым, состоявшейся в 1820 году, было написано Пушкиным в 1824 году специально для альманаха Дельвига «Северные цветы».

Пантикапея (Пантикапей) – античный город в Крыму (VI в. до н. э. – IV в. н. э.), столица Боспорского царства (современная Керчь).

Аюдаг, Чатырдаг – горы в Крыму.

Начало стихотворения «Чаадаеву», напечатанного в 1826 году в составе «Отрывка из письма к Д.» и, по словам Пушкина, написанного в Крыму на развалинах храма Дианы. В действительности это произведение датируется 1824 годом, хотя вполне вероятно, что часть его была написана в 1820 году (см.: Тромбах С. О датировке стихотворения Пушкина «Чаадаеву» («К чему холодные сомненья…»). – Изв. АН СССР. Сер. лит. и языка, 1980, т. 39, № 3, с. 264–265). «Холодные сомненья» – мнение И.М. Муравьева о том, что храм Дианы находился не у Георгиевского монастыря.

«Отрывок из письма к Д.».

Начало стихотворения «Фонтану Бахчисарайского дворца» (1824).

Речь идет об «Отрывке из письма к Д.».

Речь идет о стихотворении «Земля и море» («Когда по синеве морей…»).

Вероятно, речь идет о помолвке Е.Н. Раевской и М.Ф. Орлова.

Под беловым текстом «Кавказского пленника» стоит помета: «23 февр(аля) 1821. Каменка».

Посвящена Н.Н. Раевскому-младшему.

Имеется в виду экземпляр поэмы «Руслан и Людмила», изданной летом 1820 года при участии Гнедича.

Это стихотворение, написанное 29 июля 1826 года, было вызвано известием о смерти одесской знакомой Пушкина Амалии Ризнич (умерла в 1825 году во Флоренции). Связь с этим событием подчеркивает пушкинская датировка текста 1825 годом в издании «Стихотворений» (1829). Эта датировка и принята в данном случае Анненковым.

Стихотворение «Заклинание» («О, если правда, что в ночи…») написано 17 октября 1830 года. Предположения о возможном адресате этого стихотворения см. в кн.: Анненков, с. 243–245.

Стихотворение «Гречанке» (1822) обращено к кишиневской знакомой Пушкина Калипсо Полихрони (1804–1827).

Имеется в виду дневниковая запись от 2 апреля 1821 года. Отождествляя упомянутую в ней «прелестную гречанку» и героиню стихотворения «Ты рождена воспламенять…», Анненков основывается на показаниях Данзаса (см.: Модзалевский, с. 338). Однако знакомство Пушкина с Калипсо Полихрони произошло лишь в июле 1821 года (см.: Летопись, с. 301–302).

Измененные слова Л.С. Пушкина из его «Биографического известия об А.С. Пушкине до 1826 года» (П. в восп., т. 1, с. 62; см. также последующие страницы).

Из письма к А.А. Бестужеву от 12 января 1824 года.

Из письма к А.А. Бестужеву от 30 ноября 1825 года, «…голиковская проза» – отличающиеся затрудненным, тяжеловесным языком многотомные «Деяния Петра Великого…» историка И.И. Голикова.

Из письма к Ф.В. Булгарину.

Эти сведения почерпнуты биографом из так называемого «Воображаемого разговора с Александром I», написанного Пушкиным в конце 1824 – начале 1825 года.

Из письма П.Я. Чаадаева (март – апрель 1829 г.).

«Бахчисарайский фонтан» начат весной 1821 года. Основная часть поэмы написана в течение 1822 года, осенью 1823 года текст был окончательно отделан и подготовлен к печати.

См.: П. в восп., т. 1, с. 62; а также письмо к Л.С. Пушкину от 30 января 1823 года.

Подробнее см. е примечаниях Анненкова ко 2-му тому «Сочинений Пушкина» (СПб., 1855, с. 315).

Не опубликованное при жизни Пушкина стихотворение «Кто видел край, где роскошью природы…» (1821).

В июле – августе 1821 года Пушкин провел около месяца в цыганском таборе (см.: Трубецкой Б. Пушкин в Молдавии. 4-е изд., испр. и доп. Кишинев, 1976, с. 292–298). Анненков в данном случае основывается на сведениях Л.С. Пушкина (см.: П. в восп., т. 1, с. 62).

В настоящее время эти строки печатаются в основном тексте поэмы.

Видимо, Анненков воспринимает цитированный отрывок как свидетельство посещения Пушкиным озера Кагул в долине Дуная. В действительности набросок «Воспоминаньем упоенный…» («Элегия») датируется 1819 годом и относится, таким образом, к петербургскому периоду творчества Пушкина. (Позднее эта датировка принята и самим биографом: Анненков, с. 43.) Указание на ошибку «Материалов» см. также в работе Якушкина (PC, т. XLI, с. 661). «Кагула памятник» – обелиск в честь победы русских войск над турецкой армией в сражении при Кагуле (1770), воздвигнутый в Царскосельском парке. О посещении Пушкиным исторических мест Молдавии см.: Липранди И.П. Из дневника и воспоминаний. – В кн.: П. в восп.» т. 1, с. 307–313; Трубецкой Б. Пушкин в Молдавии, с. 130–140.

Инициатором увольнения Пушкина со службы и высылки его из Одессы был Воронцов, неприязненно относившийся к поэту и вынудивший его просить об отставке. Сложность пушкинского положения усугубилась тем, что полиция перехватила письмо писателя, в котором он признавался в атеизме. По высочайшему повелению Пушкин был сослан в Михайловское под надзор духовных и гражданских властей. (Отъезд из Одессы состоялся 31 июля 1824 года.)

Стихотворения «Ненастный день потух…» и «Коварность» написаны в Михайловском в 1824 году.

См. «Биографическое известие…» Л.С. Пушкина (П. в восп., т. 1, с. 63).

Написанное в 1823 году стихотворение «Демон» было опубликовано в 1824 году в альманахе «Мнемозина», а затем перепечатано с исправлениями в СЦ на 1825 год. Ниже Анненков имеет в виду журналы МТ (1825, № 4, рецензия Н.А. Полевого на СЦ на 1825 год) и СО (1825, № 3, статья Н.И. Греча «Письма на Кавказ»).

Эпиграфы из поэмы И. Пиндемонте «Путешествия» и из «Фауста» Гете.

Имеется в виду национально-освободительное движение в Греции, с XV века до 1830 года находившейся под властью Турции. См. в связи с этим также: Анненков, с. 202–207.

Датируется октябрем – ноябрем 1822 года.

Автором статьи «О «Кавказском пленнике», повести соч. А. Пушкина» (СО, 1822, ч. 80, № 49) был П.А. Вяземский. Пушкинская оценка этой статьи дана в письме к Вяземскому от 6 февраля 1823 года.

Анненков неверно истолковывает слова Вяземского: поэму «Владимир» намеревался писать В.А. Жуковский. К осуществлению же своего обещания создать поэму о Мстиславе Удалом (сыне киевского князя Владимира, одолевшем в единоборстве князя косогов Редедю) Пушкин приступил в 1822 году. Сохранился план этого оставшегося ненаписанным произведения.

«Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» (1835) (в основе «Путешествия» лежит дневник, веденный в 1829 году).

Автором этой статьи был М.М. Карниолин-Пинский.

«Отрывок из письма к Д.».

«Опровержение на критики».

Письмо к П.А. Вяземскому от 1–8 декабря 1823 года.

См. «Опровержение на критики».

Автором «Второго разговора между Классиком и Издателем «Бахчисарайского фонтана» (BE, 1824, № 5) был М.А. Дмитриев, опубликовавший вслед за тем и еще одну, направленную против положений Вяземского статью (BE, 1824, № 7).

Имеются в виду следующие статьи Вяземского: «О литературных мистификациях…» (1824, № 7), «Разбор «Второго разговора…» (1824, № 8), «Мое последнее слово» (1824, № 9).

В современных изданиях под заглавием «Письмо к издателю «Сына отечества».

Из статьи М.А. Дмитриева «Второй разговор между Классиком и Издателем «Бахчисарайского фонтана» (BE, 1824, № б, с. 49).

Рецензия Н.А. Полевого на первую главу «Евгения Онегина» (с. 46).

Письмо к К.Ф. Рылееву от 25 января 1825 года. Пушкин имеет в виду строгую оценку поэзии Жуковского А.А. Бестужевым.

Письмо к А.А. Бестужеву (конец января 1825 г.).

«Освобожденный Иерусалим» (1580) – героическая поэма Т. Тассо, «Энеида» – эпическая поэма Вергилия.

Неоконченная статья «О поэзии классической и романтической» (1825).

Из письма к А.А. Бестужеву от 30 ноября 1825 года.

Январь – начало февраля 1824 года.

См. «Опровержение на критики».

Письмо к А.А. Бестужеву от 13 июня 1823 года. «Их нет и не будет на русской земле…» – переосмысленная цитата из думы К.Ф. Рылеева «Иван Сусанин» (1822).

Речь идет о неизданном при жизни Пушкина стихотворении «…Вновь я посетил…» (1835). Далее Анненков приводит окончание стихотворения, отброшенное Пушкиным в беловой рукописи.

Стихотворение «Циклоп» (1830) написано Пушкиным для Е.Ф. Тизенгаузен, участвовавшей в костюмированном бале, где присутствующие должны были произнести стихи, соответствующие их костюму. Тизенгаузен была в костюме циклопа.

Биографическое известие об А.С. Пушкине до 1826 года. (Впервые: Мс, 1853, ч. III, № 10. См. также: П. в восп., т. 1, с. 58–65.)

Воспоминания о детстве А.С. Пушкина (см.: П. в восп., т. 1, с. 47–57). Анненков использовал также устные рассказы Ольги Сергеевны (запись одного из них см.: Модзалевский, с. 372–373).

Воспоминания о Пушкине (см.: П. в восп., т. 1, с. 183–193).

Речь идет о публикации П.И. Бартенева «А.С. Пушкин. Материалы для его биографии» (Московские ведомости, 1854, № 71). (Историю этой публикации см.: Модзалевский, с. 305–317.)

Имеется в виду статья Александра Юрьевича Пушкина (двоюродного дяди поэта по матери) «Для биографии Пушкина».

П.А. Ганнибал родился в 1742 году, умер около 1825 года.

Ошибка Анненкова: автором статьи, которую он имеет в виду, был Н.В. Берг (Н.Б. Сельцо Захарово. – Мс, 1851, № 9 и 10, с. 29–39).

Цитируемая заметка написана в 1836 году, в современных изданиях публикуется под названием «Путешествие В.Л.П.».

То есть Шаховского – автора широко известной комедии «Полубарские затеи, или Домашний театр» (1808).

Речь идет о «Беседе любителей русского слова» (1811–1816) – объединении консервативно настроенных петербургских литераторов; активными членами «Беседы» являлись Бунина, Шишков, Шаховской.

Пародийно переиначенная фамилия Шаховского.

Хлыстов – член «Беседы» поэт-эпигон Д.И. Хвостов.

Автором сатирического гимна «Венчанье Шутовского» был арзамасец Д.В. Дашков.

Работа Пушкина над неоконченной поэмой «Вадим» и замысел трагедия на тот же политически острый сюжет о герое – защитнике новгородской свободы относятся к 1821–1822 годам.

Стихотворение было напечатано без разрешения Пушкина.

См.: П. в воcп., т. 2, с. 220; т. 1, с. 59–60.

См. «Биографическое известие…» Л.С. Пушкина (П. в восп., т. 1, с. 58–59).

См. отрывок «Карамзин» пушкинских воспоминаний.

Полное название журнала, издававшегося близким к декабристским кругам «Вольным обществом» (с 1819 года его председателем являлся Ф. Глинка), – «Соревнователь просвещения и благотворения».

«Елизавете» – стихотворение «К Н.Я. Плюсковой» («На лире скромной, благородной…», 1818), впервые опубликованное в 1819 году под названием «Ответ на вызов написать стихи в честь ее императорского величества государыни императрицы Елисаветы Алексеевны».

«Старая быль» Катенина и сопровождавшее ее послание «А.С. Пушкину» были полны намеков на последекабрьские стихотворения Пушкина «Стансы» и «Друзьям» и позицию поэта по отношению к Николаю I. Подобный характер произведений Катенина и вызвал стихотворный «Ответ Катенину», в котором Пушкиным отвергалось предложение Катенина «пить» из его «кубка»: «Товарищ милый, но лукавый, // Твой кубок полон не вином, // Но упоительной отравой…». О тайной полемике между Катениным и Пушкиным см.: Тынянов Ю.Н. Архаисты и Пушкин, с. 73–85.

См. об этом в «Воспоминаниях» Катенина (П. в восп., т. 1, с. 188).

Имя героя «Студента» – Звездов.

В действительности речь идет об альманахе, задуманном Катениным и его другом – критиком Н.И. Бахтиным.

Речь идет о редакторе СО Н.И. Грече (см.:Катенин П.А. Воспоминания о Пушкине. – В кн.: П. в восп., т. 1, с. 186).

Письмо к Л.С. Пушкину от 27 июля 1821 года.

Автором этой второй эпиграммы («Хоть над поэмою и долго ты корпишь…») был А.А. Дельвиг.

На протяжении 1820 года в истории «Невского зрителя» выделяется несколько периодов: с января по апрель ведущими сотрудниками журнала являются Пушкин и Кюхельбекер, с мая по сентябрь их сменяют консервативно настроенные литераторы (именно в тот момент и появляются анонимные «Замечания на поэму «Руслан и Людмила»), в октябре 1820 года в «Невский зритель» приходят Рылеев и Сомов (см.: Березина В.Г. Русская журналистика первой четверти XIX века. (Л.), 1965, с. 72–73).

Н.Н. Раевский-младший.

Род желе, приготовленного из сливок или миндального молока.

«Погасло дневное светило…».

Речь идет об А.Н. Раевском.

Имеется в виду Е.Н. Раевская (в замужестве Орлова).

Эпиграф – начальная строка песенки Миньоны – героини романа Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера». Об истории создания пушкинского стихотворения см. также: Модзалевский, с. 341–342.

Там же.

Пушкин говорит о статье «Отрывки о Кавказе. (Из походных записок)», напечатанной в СПч (1825, 17 ноября, № 138) за подписью А.Я., что и дало поэту основания полагать, что автором статьи был Александр Иванович Якубович – известный бретер, участник боевых действий против горцев, впоследствии декабрист.

Якубович был участником знаменитой «четверной» дуэли (1817) между А.П. Завадовским и А.С. Грибоедовым с одной стороны и В.В. Шереметевым и А.И. Якубовичем с другой. Дуэль завершилась смертью Шереметева, убитого Завадовским, поединок же Грибоедова и Якубовича состоялся в 1818 году. Грибоедов был на нем ранен.

«Борис Годунов».

Отрывок из незавершенного послания (1822) поэту, члену Союза Благоденствия, Владимиру Федосеевичу Раевскому (1795–1872), с 1822 года находившемуся в заключении. Пушкинское послание является ответом на стихотворение Раевского «Певец в темнице».

В значительно измененном виде.

Имеются в виду следующие строки думы К.Ф. Рылеева «Олег Вещий» (1821 или 1822): «Но в трепет гордой Византии // И в память всем векам // Прибил свой щит с гербом России // К царьградским воротам».

Письмо к К.Ф. Рылееву (2-я половина мая 1825 г.).

Там же. Речь идет о сборнике Рылеева «Думы».

Письмо к Л.С. Пушкину от 4 сентября 1822 года. Пушкин имеет здесь в виду начальную строфу думы Рылеева «Богдан Хмельницкий» в публикации 1822 года. «Денница» – утренняя заря, звезда.

Письмо от 1–10 января 1823 года.

Письмо к Л.С. Пушкину от 4 сентября 1822 года. Таким образом, в письме Пушкина речь идет не об «Олимпийских играх», а о каких-то более ранних стихотворениях Кюхельбекера.

Письмо от 16 ноября 1823 года.

Предрекая в сонете «Н.М. Языкову» (1822) прекрасное будущее этому поэту, А.А. Дельвиг одновременно признавался в глубокой симпатии к Пушкину и Баратынскому.

Речь идет о «Евгении Онегине».

То есть перевод «Кавказского пленника» на немецкий язык, сделанный А.Е. Вульфертом и изданный в Петербурге в 1823 году.

О занятиях Пушкина испанским языком см. в кн.: Алексеев М.П. Очерки истории испано-русских литературных отношений XVI–XIX вв. Л., 1964, с. 150–161.

При публикации стихотворения «К морю» из 13-й его строфы были сохранены лишь начальные слова первого стиха «Мир опустел…», остальные же строки («…Теперь куда же // Меня б ты вынес, океан? // Судьба земли повсюду та же: // Где капля блага, там на страже // Уж просвещенье иль тиран») заменены, по цензурным соображениям, многоточием. Однако в рукописи распространялся полный текст стихотворения. Желанием предотвратить неприятные для автора последствия и было вызвано примечание «От издателя». Купюра не была восстановлена и в издании Анненкова.

Письмо к Л.С. Пушкину от 4 декабря 1824 года. Кюхельбекер являлся одним из издателей альманаха «Мнемозина».

Написано 29 апреля 1822 года.

Это письмо датируется октябрем 1822 года.

Булгарин напечатал этот отрывок без разрешения Пушкина.

Написано 29 апреля 1822 года.

Пушкин сравнивает повесть Бестужева «Замок Нейгаузен» с его повестями «Роман и Ольга» и «Вечер на бивуаке», опубликованными в ПЗ на 1823 год.

Пушкин имеет в виду особенности литературной манеры писателя-сентименталиста, издателя «Дамского журнала» П.И. Шаликова.

Объектом пушкинской иронии является в данном случае не Н.А. Бестужев – автор статьи «Об удовольствиях на море» – а Булгарин, неудачно отозвавшийся о произведении, посвященном морской службе.

В ПЗ на 1824 год были напечатаны следующие стихотворения Пушкина: «Друзьям», «Нереида», «В альбом малютке», «К Морфею», «Простишь ли мне ревнивые мечты…», «Редеет облаков летучая гряда…», «Отрывок из послания В.Л. Пушкину», «Домовому», «Надпись к портрету».

Отрывок из письма к А.А. Бестужеву от 29 июня 1824 года. Пушкин имеет здесь в виду, вероятно, Марию Николаевну Раевскую.

См.: Роспись российским книгам для чтения из библиотеки Александр Смирдина, систематическим порядком расположенная, ч. I. СПб., 1828, с. 624, № 6762.

Н.Д. (М.А. Дмитриев?) Московские записки. – BE, 1824, № 1, с. 71, 70 (вторая цитата приведена неточно). Эта статья была напечатана в качестве отклика на хвалебную рецензию В.Ф. Одоевского «Несколько слов о кантатах г. Верстовского» (там же, с. 67–69).

Автором статьи являлся В.К. Кюхельбекер, критиковавший элегию за ее тематическую узость и противопоставлявший ей высокий жанр оды.

Письмо к Л.С. Пушкину от 14 марта 1825 года. Речь идет о журнальных дискуссиях середины 1820-х годов в связи с определением сущности и назначения искусства. Активно высказывавшееся в ходе этих споров мнение о дидактическом назначении поэзии было чуждо Пушкину.

Первая половина мая 1825 года.

Поэма «Вадим» (1822) не была завершена Пушкиным. Отрывок «Сон» («Проходит ночь; огонь погас…») был напечатан без ведома Пушкина в альманахе В. Федорова «Памятник отечественных муз» на 1827 год. Отрывок «Два путника» («Свод неба мраком обложился…») опубликован самим поэтом в журнале MB (1827, № XVII).

Первая глава «Онегина» была окончена 22 октября.

Письмо к Л.С. Пушкину (1-я половина ноября 1824 г.).

У Пушкина: «Василья, Архипа и старосты».

Письмо к Л.С. Пушкину (конец февраля 1825 г.).

В приложениях к «Материалам» Анненковым были опубликованы лишь три из пушкинских записей сказок Арины Родионовны.

Речь идет об английских поэтах так называемой «озерной школы» («The lake school of poets») – У. Вордсворте, С.Т. Колридже и Р. Саути, творчество которых вызывало критику со стороны Байрона.

См. прим. 62 к гл. II.

Трагедия Державина «Ирод и Мариамна».

Письмо К.Ф. Рылеева к Пушкину от 10 марта 1825 года.

То есть к А.А. Бестужеву, который в своем «Взгляде на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов» обошел вниманием литературную деятельность Катенина.

Пушкинский «Борис Годунов», замысел которого возник по прочтении поэтом X и XI т. «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина (вышли в мае 1824 года), был завершен 7 ноября 1825 года. В мае 1826 года Карамзин скончался.

Первый из пушкинских набросков был написан в форме письма к Н.Н. Раевскому. Он датирован 30 января 1829 года. При написании наброска поэт использовал черновик своего письма Раевскому от июля 1825 года.

В современных изданиях этот набросок печатается под названием «О романах Вальтера Скотта» (1830).

Неточная цитата из статьи «О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И.А. Крылова» (1825).

Герой исторической повести Бестужева «Изменник» (ПЗ на 1825 год).

Речь идет о пушкинском «Письме к издателю «Сына отечества». Ниже цитируется письмо к А.А. Бестужеву от 29 июня 1824 года.

Байрон умер в апреле 1824 года, Гете в это время было 75 лет (умер в 1832 году).

Речь идет о полемике между П.А. Вяземским и М.А. Дмитриевым в связи с предисловием первого к поэме «Бахчисарайский фонтан» (см. прим. 21 и 22 к гл. VIII). Участником этой полемики был и единомышленник Дмитриева, сатирик и водевилист А.И. Писарев, выступивший со статьей «Еще разговор между двумя читателями «Вестника Европы» (BE, 1824, № 8).

См.: Шевырев С.П. Рассказы о Пушкине. – В кн.: П. в восп., т. 2, с. 39.

«Я родился в Курской губернии, Обоянского уезда, в селе Красном, что на речке Пенке» (см.: Щепкин М.А. Михаил Семенович Щепкин. 1788–1863 гг. Записки его, письма, рассказы, материалы для биографии и родословная. СПб., 1914, с. 3; Рукою П., с. 639). Тетрадь для будущих записок была подарена Щепкину 17 мая 1836 года.

Речь идет о Ф.Ф. Матюшкине, после выпуска из лицея отправившемся в кругосветное плавание на шлюпе «Камчатка» (1817–1819). В момент подготовки «Материалов» Анненкова Матюшкин – контр-адмирал.

Уроженец Ревеля (ныне Таллин), барон Е.Ф. Розен, по его собственным словам, начал заниматься русским языком уже будучи офицером; в первой половине 1820-х годов он уже переводит русских поэтов на немецкий язык, а затем начинает писать и оригинальные русские стихи.

Анненков имеет в виду запись в пушкинском дневнике под 2 апреля 1834 года: «Кукольник пишет «Ляпунова». Хомяков тоже. Ни тот, ни другой не напишут хорошей трагедии. Барон Розен имеет больше таланта».

Эти слова Пушкина передает сам Розен в мемуарах «Ссылка на мертвых» (СО, 1847, № 6; перепечатаны в сб.: П. в восп., т. 2, с. 273).

Вопрос о достоверности этого литературного предания до сих пор не решен (см.: Толстяков А.П. Пушкин и «Конек-Горбунок» Ершова. – Временник, 1979. Л., 1982, с. 28–36).

См.: Губер Эдуард. Литературное объяснение. – Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» на 1837 год, № 84, с. 335.

Ср.: Нащокины П.В. и В.А. Рассказы о Пушкине, записанные П.И. Бартеневым. – В кн.: П. в восп., т. 2, с. 188.

Перевод из Шекспира действительно принадлежал Плетневу.

Письмо к Н.М. Языкову от 9 ноября 1826 года.

Стихотворение написано в 1832 году. Произвольное название «К Н***» было дано ему Жуковским при публикации в посмертном издании сочинений Пушкина. В современных изданиях печатается под заглавием «Гнедичу».

Цитируемое ниже письмо написано в 1828 году.

Речь идет о письме, присланном Гете в ответ на публикацию MB статьи С.П. Шевырева, посвященной «Фаусту». Появление письма Гете на страницах MB (1828, № XI) произвело сильное впечатление.

Автором стихотворения «Мысль» («Падет в наш ум чуть видное зерно…») также был С.П. Шевырев.

Речь идет об издателях «Северной пчелы» Булгарине и Грече, в газете которых стихотворение «Мысль» подверглось пристрастному критическому разбору.

Приведенная приписка завершает другое письмо Пушкина к Погодину – от 19 февраля 1828 года.

Н.А. Полевому.

Письмо к Л.С. Пушкину от 1 апреля 1824 года.

Письмо к Л.С. Пушкину, январь (после 12-го) – начало февраля 1824 года. В конце цитируемого отрывка имеются в виду слова А.О. Корнилевича в его статье «Об увеселениях российского двора при Петре I» (ПЗ на 1824 год).

Стихотворение Туманского – отклик на известие о смерти Ризнич, полученное в Одессе в июне 1825 года.

«На Каченовского» («Бессмертною рукой раздавленный Зоил…», 1818), «Клеветник без дарованья…» (1821), «Журналами обиженный жестоко…» (1829), «Мальчишка Фебу гимн поднес…» (1829), «Там, где древний Кочерговский…» (1829) и др.

Речь идет о «Послании к М.Т. Каченовскому» П.А. Вяземского (СО, 1821, № 2), перепечатанном в BE (1821, № 2) под названием «Послание во мне от к. Вяземского» с примечаниями редактора BE M. Т. Каченовского. Послание открывали строки: «Перед судом ума сколь, Каченовский! жалок // Талантов низкий враг, завистливый Зоил» (сохранена пунктуация СО и BE).

Речь идет об антибулгаринских эпиграммах «Не то беда, Авдей Флюгарин…» и «Поверьте мне, Флюгарин-моралист…». Первая из них действительно принадлежала Пушкину, автором другой был Е.А. Баратынский. (См. также тексты обоих стихотворений и примечание к ним в кн.: Сочинения Пушкина, т. VII, дополнительный. Издание П.В. Анненкова. СПб., 1857, с. 107.)

Антибулгаринская эпиграмма «Синонимы: гостиная, салон…» принадлежит П.А. Вяземскому.

Речь идет, несомненно, о пушкинской эпиграмме «Русскому Геснеру», впервые опубликованной в «Опыте русской анфологии» М. Яковлева. В 1857 году она была перепечатана Анненковым в VII томе «Сочинений Пушкина» (с. 101).

Имеется в виду «Обозрение русской словесности 1829 года» И.В. Киреевского, опубликованное в альманахе «Денница» на 1830 год.

Датируется 1835 годом.

Пушкинское стихотворение содержит намек на страсть самого Великопольского к карточной игре.

Пушкинская приписка неточно передана Анненковым. В действительности она выглядит следующим образом: «Моск<ва> Павл<овское> 1829 Болд<ино>». (Павловское – имение П.И. Вульфа в Тверской губернии, куда Пушкин заезжал, возвращаясь с Кавказа.) 1829 год в этой записи указывает на время основной работы над текстом главы, завершенной поэтом уже в следующем, 1830 году в Болдине (18 сентября). Таким образом, предположение Анненкова о маршруте Пушкина неосновательно. (См. также: Лернер, с. 196.)

Написано в с. Павловском.

В современных изданиях название переменено на «Тазит», иначе читается и имя отца героя: «Гасуб» вместо «Галуб». Пушкин работал над этой незавершенной поэмой в конце 1829 – начале 1830 года.

Речь идет о стихотворениях «…Вновь я посетил…» и «Отцы пустынники и жены непорочны…» (написано 22 июля 1836 года).

Возражения на это предположение Анненкова см. в работе: Турчанинов Г. К изучению поэмы Пушкина «Тазит». – РЛ, 1962, № 1, с. 39–40.

Ошибка Анненкова: издателем альманаха «Русская старина на 1825 год» был А.О. Корнилович.

Письмо от 22 и 23 апреля 1825 года. Вероятно, речь идет о стихе из V строфы третьей главы «Евгения Онегина»: «Как эта глупая луна // На этом глупом небосклоне».

Письмо от 27 марта 1825 года.

Речь идет о В.К. Кюхельбекере (см.: Модзалевский, с. 342).

Написано 12 июня 1828 года. Стихотворение навеяно грузинской мелодией, которую А.С. Грибоедов сообщил М.И. Глинке.

Речь идет об А. Мицкевиче, жившем в России в 1824–1829 годах (см.: Письмо П.А. Плетнева к Я.К. Гроту от 8 сентября 1845 г. – В кн.: П. в восп., т. 2, с. 257; а также: Модзалевский, с. 342). Стихотворение «Он между нами жил…» написано в 1834 году.

Имеется в виду стихотворное возражение митрополита Филарета («Не напрасно, не случайно…») на пушкинские стихи «Дар напрасный, дар случайный…».

И.С. Тургенева. О предпринятых Анненковым разысканиях см.: Модзалевский, с. 293–299, 348.

См.: Катенин П.А. Воспоминания о Пушкине. – В кн.: П. в восп., т. 1, с. 192.

«Домик в Коломне», строфа XXI.

В разделе «Приложения» Анненковым опубликовано 14 строф «Домика в Коломне», посвященных литературной полемике и отброшенных самим Пушкиным при публикации поэмы. В современных изданиях они печатаются в разделе «Из ранних редакций».

Речь идет о Байроне.

«Начало статьи о В. Гюго» (1832).

Там же.

Там же.

Речь идет о лирическом сборнике Сент-Бева, приписанном им некоему, будто бы умершему, поэту, – «Жизнь, стихи и мысли Жозефа Делорма» (1829).

Эти статьи действительно принадлежат Пушкину.

Н.А. Полевой являлся одним из критиков «Истории» Карамзина.

Написано в последних числах ноября 1830 года. В Погодине-драматурге Пушкин – автор «Бориса Годунова» видит своего литературного союзника, чем и объясняется столь высокая оценка «Марфы Посадницы».

Письмо к М.П. Погодину от 3 января 1831 года.

Письмо П.А. Плетнева.

Письмо от 25 января 1837 года.

Письмо написано Пушкиным 27 января 1837 года – в день дуэли. Книга, посланная Ишимовой, – «The poetical works of Milman, Bowles Wilson and Barry Cornwall» (Paris, 1829).

Письмо к П.В. Нащокину от 3 сентября 1831 года.

Ср.: Смирнова-Россет А.О. Рассказы о Пушкине, записанные Я.П. Полонским. – В кн.: П. в восп., т. 2, с. 158.

В перечне Анненкова есть неточности: вернувшись осенью 1831 года из Царского Села, Пушкин живет на Галерной (ныне Красной) улице (дом Брискорн, осень 1881 – весна 1832 года); с мая по осень 1832 года – на Фурштадтской (ныне Петра Лаврова) улице (дом Алымова); с осени 1832-го по весну 1833 года – на Большой Морской (ныне Герцена) улице (дом Жадимеровского); с ноября 1833-го по август 1834 года – на Пантелеймоновской (ныне Пестеля) улице (дом Оливье); с августа 1834-го до сентября 1836 года – на Французской (ныне Кутузова) набережной (дом Баташева); с осени 1836 года до смерти – на Мойке (дом Волконской).

Строфы XXXIX–XLI первой главы действительно отсутствуют и в черновой и в беловой рукописи романа. Относительно строфы IX см. предыд. прим.

Вероятно, стихотворение принадлежит Андрею Ивановичу Подолинскому (1806–1886).

Имеются в виду зачеркнутые строфы беловой редакции третьей главы: «Сокровищем родного слова…» и «И где ж мы первые познанья…» (См.: С, 1838, № 3, с. 185–186).

Этот черновой набросок Пушкина датируется 1823 годом и в рукописи названия не имеет. Вероятно, Анненков связывает его с именем лицейского товарища Пушкина Ф. Матюшкина, который в момент написания стихотворения участвовал в северной экспедиции под командованием Врангеля.

См.: Кулиш П. Несколько черт для биографии Николая Васильевича Гоголя. – ОЗ, 1862, № 4, с. 15. (Эти же сведения в кн.: Николай М* (П. Кулиш). Опыт биографии Н.В. Гоголя. СПб., 1864, с. 45.)

Измененная цитата из письма к Н.Н. Пушкиной от 19 сентября 1833 года из Оренбурга.

Стоящее в начале пушкинской рукописи слово «план», возможно, указывает на то, что автор рассматривал написанный текст как основу для будущей драмы в стихах (в пользу этого говорят и два поэтических наброска начала произведения). В дошедшей до нас форме пушкинское сочинение напоминает широко распространенную во французской литературе того времени историческую драму, строящуюся как ряд сцен, и в первую очередь «Жакерию» (1828) П. Мериме. «Сцены из рыцарских времен» не были завершены Пушкиным, нынешнее заглавие дано им издателями при посмертной публикации (см.: С, 1837, т. V).

Обзор позднейших истолкований поэмы «Анджело» см. в работе: Макогоненко Г.П. Творчество А.С. Пушкина в 1830-е годы (1833–1836). Л., 1982, с. 98–122.

Письмо к П.В. Нащокину от 24 ноября 1833 года.

Письмо к П.В. Нащокину (около (не позднее) 8 января 1835 г.). Фамилия домовладельца («Балашев» вместо «Баташев») указана ошибочно.

Письмо к П.В. Нащокину (между 23 и 30 марта 1834 г.).

В заметке «Новый роман» Пушкин имел в виду роман Варвары Семеновны Миклашевич (1772–1846) «Село Михайловское, или Помещик XVIII столетия», изданный лишь в 1864 году.

Принято считать, что Анненков пользуется в данном случае информацией М.Л. Яковлева, на квартире которого праздновалась годовщина 1836 года (25-летие со дня основания лицея). Однако вполне возможно, что эпизод рассказан со слов какого-либо другого из товарищей поэта (см.: Левкович Я.Л. Лицейские «годовщины». – В кн.: Стихотворения Пушкина 1820–1830-х годов. Л., 1974, с. 95).

В «Приложениях» к «Материалам» Анненкова были помещены статья Жуковского «Последние минуты Пушкина» и выписка из статьи «Александр Пушкин», входящей в составленный Д.Н. Бантыш-Каменским «Словарь достопамятных людей русской земли» (СПб., 1847).