Лайнел: – Да.

Сеон: – А без титана ты свои…

Лайнел: – Да, СВОИ изделия буду производить по более высокой цене. Кто же нас так «обул»?

Сеон: – Не нас, а тебя. У меня с титаном никакие производства не связаны…

Лайнел: – Ой, ли? Так уж и не связаны? А ртуть ты куда…

Сеон: – Всё-всё-всё. Молчу. Оказывается ты это тоже знаешь? Губчатый титан…

Лайнел: – …ты теперь не будешь брать у меня за бесценок.

Сеон: – Ладно, в любом случае издержки оплатят заказчики. Как всегда.

Лайнел: – Да я и не жалею титан, просто интересно…

Сеон: – Проследил концы?

Лайнел: – Нет, я и не знал, куда и откуда были приходы, – мы Токийскую биржу в расчет не брали… Вот алмазы были ожидаемы…

Сеон: – Но это была моя стезя, – я и следил. А титан – твоя. И никто этого не ожидал.

Лайнел: – Кто у тебя присутствовал на заключении сделки?

Сеон: – А у тебя?

Лайнел: – По рассказам моих людей пришел явно подставной клерк, принес бумаги, – с готовыми подтверждениями, произвел все манипуляции, позвонил, – и вышел. Деньги на счетах возникли сразу. С тех счетов, что засветились на алмазах….

Сеон: – Похоже, что у меня происходило всё точно так же… Клерк – мальчик или девочка?

Лайнел: – А это существенно?

Сеон: – Да просто к слову спросил.

Лайнел: – Не знаю, не уточнял. А ты?

Сеон: – И я не уточнял…

Лайнел: – Сделка оплачена, происхождение денег мы не установим опять?

Сеон: – Нет, никакой надежды.

Лайнел: – Ладно… Ты раздражен или обижен?

Сеон: – Да нет, ни то, ни другое…

Лайнел: – Ну и забудь…

Сеон: – Уже.

Лайнел бросил на стол возвращенные ему бумаги и встал с кресла. Не загасив сигару, оставил ее в широкой пепельнице. Сеон тоже встал. Оба направились к двери.

Лайнел: – Кстати, нет ли у тебя на примете какого-нибудь нового…

Голоса заглушила закрываемая дверь.

Невидимые нити разрывали тело пополам. Серебряные, воздушные, смертельные, – они рвут тело на несчетное количество частей. Тяжесть оков навалилась не только на руки, но и на все тело. Это была тяжесть вины. Бремя ошибки не только растягивало тело человека на кресте, но неумолимо растлевало самое сердце бренного тела. Рой мыслей проносился в голове и оседал в душе неумолимым осадком. Сколько еще могло произойти, если бы все случилось по-другому. И осознание того, что механизмом – и рычагом и рукой, – совершившим переломный момент, был Я, – разъедает сознание. Свежевыпотрошенные чувства стекали слезами по ничего не выражающему лицу. Лицо, которого коснулись наивысшая скорбь и печаль, радость и счастье навеки потеряло способность что-либо изображать. Это функция, мимика, были атрофированы, как и чувства, из-за того что, не нужны больше своему владельцу.

Нити превратились в канаты дыбы. Дыба превратилась в крест. И невообразимое число таких вот воздвигнутых крестов предстало перед мысленным взглядом. Каждый живой человек, каждая сущность, осознанно или неосознанно делающая свой выбор, корчилась на кресте в страшных муках. И еще более тяжелым становится крест, ложащийся на плечи человека, понимающего свою роль в этом неподдающемся пониманию мире.

Толпа перед крестом получила очертания. Вот они, – Люди. Многих знаешь, некоторые – твои друзья, другие – враги. У всех свои цели, у каждого свой крест. Вот мать и судьи, братья и ученики, сестры и солдаты, цари и простые зеваки. Но среди них нет Его. Невидно Господа. Его ищешь ты в глазах пришедших? Но не находишь. Почему? Почему именно тот, кого бы ты больше всего хотел видеть здесь, не ищет тебя? Может потому, что он где-то в другом месте? Или потому, что ты ему не интересен? Нет! Все проще, и на много прозаичнее. Он везде, и повсюду. В уголке каждого глаза, в глубине каждой души, в каждом камне, на который они смотрят, и в каждом поступке, который совершают.