Мне тридцать три, и я не планирую знакомиться с ролью отца.

Я противник самой идеи продолжения рода, поэтому десять лет назад сделал вазэктомию, чтобы автоматически исключить правдивость фантазийных рассказов об утерянных наследниках, периодически распространяющиеся прессой, и реальных рисков становления родителем. Моя мать об этом не в курсе, иначе давно оторвала бы мне голову и другое причинное место. Стабильно раз в полгода она заводит разговор о моем неотложном отцовстве, не подозревая, что ее завещаниям не суждено сбыться.

Я не допущу, чтобы в этом мире появился кто-то, похожий на меня. Мой ребенок несомненно превратился бы в монстра. Я бы сотворил с ним такое, как родители сделали это со мной. А на моей душе и без того ― океан грехов. В этих мрачных и опасных водах нет места невинной душе.

Я знаю, что Стелла пытается забеременеть от меня. В ней нет бескорыстной любви к детям, а желание завести ребенка основывается на стремлении ни в чем не нуждаться, будучи матерью моего ребенка. Два месяца назад она прекратила принимать противозачаточные таблетки, однако продолжает лгать со сладкой улыбкой на устах, настаивая на обратном. Что ж, если дурочка все-таки залетит, то я буду уверен, что не причастен к этому.

В остальном Стелла безобидна, и в этом ее спасение.

Эта девушка ― мой трофей. Наглядное напоминание о том, что я отобрал нечто важное, принадлежащее другому человеку. Я отнял у него все, включая Стеллу. Планомерно и хладнокровно. В конце концов, оставив его ни с чем, совершенно беспомощным и одиноким.

Этот человек ― мой брат.

Последние два года он прикован к постели. Не способный говорить, двигаться, смеяться, радоваться, злиться. От него осталась лишь оболочка. Я поглотил его суть и превратил в ничто.

С брата начался мой путь чудовища.

В конце концов, в этом заключается предназначение наследников семьи Каррас. Мать учила нас лидерству и конкуренции, неустанно сталкивала меня и брата лбами, изощренно пуская в наши умы ядовитые корни соперничества, повторяя снова и снова, что передаст бизнес в руки сильнейшего сына.

Лука не желал мне зла и не хотел враждовать, а я вогнал нож ему в спину.

– Ой! ― раздается испуганное вскрикивание.

Я слишком углубился в рефлексии и не почувствовал столкновения с темноволосым препятствием. Врезавшись в меня, ураганная худенькая коротышка отлетела на метр и теперь держится за ушибленное плечо, пропуская сквозь стиснутые зубы шипение.

Когда она поднимает голову, я моментально взрываюсь.

Опять эта бедовая женщина на моем пути! В трикотажной пижаме с нелепым рисунком улыбающегося авокадо на груди, в пушистых розовых тапочках и с растрепанным пучком на голове. Темно-коричневые глаза, обрамленные густыми ресницами, широко распахнуты от страха, однако причиной ее испуга являюсь не я. Миниатюрная шатенка лихорадочно оглядывается по сторонам, очень быстро забыв о физической боли.

На моем фитнес-трекере двадцать минут шестого. Почему вдруг ей приспичило выбраться на улицу в такой ранний час? Издевательство…

– Извините, вы не видели мою дочку? ― по-прежнему не глядя на меня, взволновано спрашивает и крутится вокруг своей оси. ― Она… Машка… ― заикаясь, нервно убирает тонкие прядки за маленькие уши, ― ее нет в детской. Нигде в доме нет! ― не прекращает возиться с локонами, падающими на бледное, охваченное страхом лицо. Я клацаю зубами. Это начинает раздражать. Хочется подойти и самому их убрать. А затем выставить женщину-беду за ворота.

– Не видел. Надо лучше смотреть за своим детенышем.

Она бросает на меня обжигающий неприязненный взгляд и разворачивается на сто восемьдесят.